01.01.2014 | 00.00
Общественные новости Северо-Запада

Персональные инструменты

Память

Преступный характер сталинского режима: юридические основания

Вы здесь: Главная / Память / Культура памяти: Теория / Преступный характер сталинского режима: юридические основания

Преступный характер сталинского режима: юридические основания

Автор: Никита Петров — Дата создания: 19.11.2009 — Последние изменение: 19.11.2009
Участники: Фото: Томаш Кизны
Полит.ру
Мы публикуем стенограмму публичной лекции Никиты Петрова, заместителя председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра "Мемориал" (Москва), прочитанной 24 сентября 2009 в кафе "Билингва" в рамках проекта "Публичные лекции Полит.ру".

Оригинал публикации лекции вместе с обсуждением на сайте Полит.ру

Никита Васильевич Петров, доктор философии, заместитель председателя Совета Научно-информационного и просветительского центра "Мемориал", автор книг и многочисленных статей, посвященных истории советского террора, массовых репрессий и карательных органов.

Никита Петров: Я благодарю устроителей и организаторов сегодняшней лекции за любезное приглашение, за избранную тему для сообщения, которая, как сказал уже Борис, действительно чрезвычайно актуальна. Сейчас история вновь стала полем идеологических битв. Остроту вопросу добавляет и то обстоятельство, что Кремль всерьез взялся за унификацию понимания истории и всерьез пытается присвоить монополию на истину в исторической науке.

Сразу же оговорюсь, это, скорее, не лекция, а сообщение, попытка обобщить и проанализировать с правовой точки зрения факты сталинской репрессивной политики. Осудить Сталина персонально, по всей принятой законом форме уголовного процесса, теперь уже не удастся. По одной простой (кстати, оговоренной уголовным кодексом) причине: он умер. Но, тем не менее, никто не мешает нам собрать и обобщить материал для осуждения сталинской системы как преступной. А на основании собранных доказательств и самого Сталина считать, да и публично порицать как преступника. От правосудия Сталин ускользнул, но вот от суда истории и потомков - нет.

Сейчас чаще всего можно слышать такой аргумент. Дескать, как же можно судить и Сталина, и его систему по меркам сегодняшнего дня с применением сегодняшних законодательных норм и правил? Сразу же уточню. Мы будем анализировать совершенное Сталиным в рамках именно сталинского уголовного законодательства. И это будет своего рода мысленное допущение – или эксперимент, если хотите. То есть представим себе, что в 1953 году члены Президиума ЦК арестовали не только Берию, но и самого Сталина. Это, конечно, слишком фантастическое предположение, но, с другой стороны, почему бы и нет? Не будем гадать, как это могло бы произойти. Просто представим себе, что Сталин вместе с Берией оказался в зале суда. Будучи обвинителями, что мы можем предъявить Сталину в качестве обвинения, какие статьи уголовного кодекса применим? Самое удивительное, на мой взгляд, то, что вполне будут «работать» те же статьи УК РСФСР, по которым был осужден Берия, плюс, может быть, и некоторые другие. Удивительно, но это, прежде всего, все та самая, особо ценимая Сталиным, статья 58 в ее различных вариациях. В качестве дополнения обвинения по статьям 58-1а – «измена родине, т.е. действия совершенные гражданами СССР в ущерб военной мощи СССР…», 58-1б – те же преступления, совершенные военнослужащим (Сталин с 1941 был таковым, являясь наркомом обороны), 58-8 – «совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций…», 58-11 – вышеуказанные действия, совершенные в составе группы; 58-14 – «контрреволюционный саботаж, т.е. сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленное небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата…». Для квалификации преступлений Сталина вполне применимы и другие статьи УК РСФСР [1]. Это: статья 59-1 – «преступление против порядка управления», в т.ч. «неповиновение законам», 136 – «умышленное убийство», в т.ч. по пункту «в» – совершенное «особо мучительным для убитого» способом, 193-17б – «злоупотребление властью при наличии особо отягчающих обстоятельств». По большинству этих статей помимо 10-летних сроков вполне могла быть в качестве меры наказания вынесена смертная казнь. А кроме того, можно вспомнить и о других статьях того же УК РСФСР (хотя здесь меры наказания были смехотворны) – о нарушении национального равноправия, незаконное лишение кого-либо свободы и т.п. преступления против порядка правосудия.

Политические перемены, произошедшие в нашей стране в августе 1991 г., когда рухнула власть КПСС, открыли доступ в ранее совершенно тайные архивы и сделали возможным сбор и анализ доказательств преступности советской системы. И это, прежде всего, – документы о «Большом терроре» 1937–1938 гг., документы о том, как Сталин и верхушка Политбюро организовали массовое уничтожение сотен тысяч людей. Даже в годы перестройки, когда, казалось бы, стали разоблачать преступления Сталина и работала специальная комиссия Политбюро, изучавшая историю репрессий, не были доступны ни эти документы, ни полная статистика репрессий. На сегодняшний день Международный фонд «Демократия» (фонд А.Н.Яковлева) опубликовал свыше 50 томов документов, и многие из них о советском терроре, ГУЛАГе, в том числе - и с приведением статистических выкладок о масштабах репрессий за весь советский период. О реализации зловещего приказа НКВД № 00447 от 30 июля 1937 г. о т.н. «кулацкой операции» – открывшего массовый террор – также издана отдельная книга с множеством документов («Вертикаль Большого террора»). Опубликовано довольно много материалов, которые показывают ход т.н. «национальных операций» (немецкой, польской, латышской, «харбинской» и др.) 1937-38 гг., тоже неотъемлемой части «Большого террора». Обществом «Мемориал» выпущен CD-диск, который называется «Сталинские расстрельные списки», в котором сосредоточен материал о том, как Сталин и его ближайшее окружение, подменяя собой судебные органы, росчерком карандаша вершили суд и расправу. Одним словом, документальная база для нашего сегодняшнего разговора есть, она практически вся известна. И если мы зададимся вопросом – а чего мы еще не знаем о советских репрессиях, – уверяю вас, не знаем мы разве что каких-то мелких деталей. В общем, по большому счету, нам известно все: начиная от директив, т.е. нормативно-распорядительной базы репрессий, и кончая реализацией и статистикой этих репрессий.

Борис Долгин: Прошу прощения, это – для сталинского периода?

Никита Петров: Разумеется, мы сегодня говорим исключительно о сталинском периоде. Борис совершенно прав, еще раз оговорюсь, что мы сейчас не затрагиваем ни ленинский, ни хрущевский период. Вернемся в 1991 год. Указы Б.Н.Ельцина о запрете деятельности КПСС и об архивах КПСС и КГБ создали предпосылки для состоявшегося в Конституционном суде рассмотрения т.н. «дела КПСС». По существу, это не был процесс, направленный специально на рассмотрение преступлений советского режима. Рассмотрению подлежал иск Компартии РСФСР о неконституционности указа Ельцина о запрете деятельности КПСС и КПРФ, а представители президентской стороны выступили со встречным иском о признании КПСС неконституционной организацией. Иски были объединены, и рассмотрение дела началось в июле 1992 г. Аргументация противников указа Ельцина была проста, как песня: КПСС является общественной организацией, поэтому для того, чтобы ее упразднить, нужно, в конце концов, судебное решение, например, Верховного суда, а всякие указы президента по этому поводу – «филькина грамота». И я, и мои ближайшие коллеги по «Мемориалу» – Арсений Рогинский, Никита Охотин, а также, в соавторстве с нами, Сергей Мироненко (ныне директор ГАРФ) подготовили по поручению Конституционного суда экспертное заключение, приложив к нему множество архивных документов свидетельствующих о многочисленных преступлениях правящей в СССР коммунистической партии (от Ленина до Горбачева) и преступлениях, совершенных непосредственно Сталиным. Вывод, который был нами представлен суду, был таков: КПСС не была общественной организацией, а являлась особым механизмом власти, и в своей деятельности грубо нарушала конституционные нормы, подменяя собой исполнительную, законодательную и судебную власти. На каждый из этих пунктов у нас, естественно, имелась обширная доказательная база.

Увы, Конституционный суд не ставил перед собой задачу определить, было ли всевластие КПСС преступным. Но, тем не менее, в судебном решении, принятом 30 ноября 1992 г., была подтверждена правота Ельцина, закрывшего компартию, и четко констатировано: «В стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединенных в Политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС».

Итак, вполне четкая, притом закрепленная в судебном порядке, характеристика насильственного характера власти КПСС. В полной мере это относится и к сталинскому периоду правления. А в какой степени это соответствовало основному закону страны – Конституции? Здесь и определяется главный изъян и «родовая травма» Советской власти: она никогда не говорила того, что делала, и никогда не делала того, о чем говорила. Это, к сожалению, не изжито до конца и нашей сегодняшней властью.

Была у коммунистического режима замечательная «вывеска», «витрина» советского строя – это т.н. «Сталинская Конституция», принятая 5 декабря 1936 года. Я позволю себе напомнить некоторые ее важнейшие статьи.

Что же гарантировала эта новая конституция? Начнем с важнейшего – с прав личности. Статья 127: «гражданам СССР обеспечивается неприкосновенность личности. Никто не может быть подвергнут аресту иначе как по постановлению суда или с санкции прокурора»; статья 128: «неприкосновенность жилища граждан и тайна переписки охраняется законом»; статьей 125 гарантировались свобода слова, свобода печати и свобода собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций. Ряд статей был посвящен основам государственного устройства. В статье 30 говорилось: «Высшим органом государственной власти СССР является Верховный Совет СССР»; в статье 32 четко указывалось: «Законодательная власть СССР осуществляется исключительно Верховным Советом СССР». Выделим здесь также блок статей о принципах отправления правосудия. В статье 102 говорилось: «Правосудие в СССР осуществляется Верховным Судом СССР, Верховными Судами союзных республик, краевыми и областными судами, судами автономных областей, окружными судами, специальными судами СССР, создаваемыми по постановлению Верховного Совета СССР, народными судами». Сразу отметим, что в этой статье нет места никаким внесудебным органам. Специальные суды, создаваемые по постановлению Верховного Совета – о них чуть позже, это военные трибуналы, Военная Коллегия Верховного Суда и линейные суды на железнодорожном и водном транспорте. Этот список исчерпывающ, он дан в «Законе о судоустройстве» принятом 16 августа 1938 года. Но и до принятия этого закона только эти суды упоминались в качестве «специальных» в законе о судоустройстве РСФСР от 1922 года. Одним словом, вы сами понимаете, что в этой твердой и четкой законодательной базе нет места внесудебным органам, нет места произволу ОГПУ и его преемника – НКВД. Но вернемся к Конституции. В статье 111 говорилось: «Разбирательство дел во всех судах СССР открытое, поскольку законом не предусмотрены исключения, с обеспечением обвиняемому права на защиту», а статья 112 указывала: «Судьи независимы и подчиняются только закону». Были и другие важные с точки зрения гарантий прав граждан статьи, о которых следует упомянуть. Статья 123 гарантировала равноправие граждан: «Равноправие граждан СССР, независимо от их национальности и расы…», и предупреждала, что «какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав» или установление «прямых или косвенных преимуществ» в зависимости от расовой или национальной принадлежности «карается законом». Забегая вперед, ну как тут не вспомнить о депортации по воле Сталина целых народов, которые были лишены своих законных прав именно по национальному признаку.

Ну что тут сказать. Конституция 1936 года давала гражданам самые широкие права, включая всеобщее право тайных выборов, неприкосновенность депутатам Верховного Совета СССР и, казалось бы, должна была служить гарантией от произвола. И в нынешнем и в традиционном понимании Конституция и есть основной и верховенствующий над остальными законами государственный акт. Все остальные законы, правовые акты и нормативные документы должны соответствовать статьям Конституции. В противном случае – противоречащие Конституции законы и нормативы не должны действовать, и подлежат отмене или приведению в соответствие с Конституцией.

А что происходило на самом деле? Как было устроено официальное судопроизводство 20-х – 30-х, более или менее понятно. А вот практиковавшаяся расправа с лицами, неугодными большевистскому режиму происходила, как раз, в обход этих законов. Действовали внесудебные органы: Коллегия ВЧК–ОГПУ, Особое совещание при ОГПУ (с 1924 г.), тройки Полпредств ОГПУ – все они выносили решения лишь на основании оформленного в органах госбезопасности следственного дела заочно (без присутствия обвиняемого). То есть – ни судебного разбирательства с обязательной состязательностью сторон, ни возможности для обвиняемого защищаться, приводить свои доводы в суде, другими словами, ничего похожего на справедливое и беспристрастное решение дела. Сталин и правящая верхушка широко использовали органы государственной безопасности в качестве инструмента расправы. Причем, Коллегия ОГПУ и тройки Полпредств ОГПУ имели полномочия выносить смертные приговоры.

Посмотрим на статистику репрессий в эти годы. В период 1921–1936 гг. по делам, подготовленным в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД, было приговорено около 1,5 миллионов человек, из них приговорено Коллегией ОГПУ 63 тысячи (4%), Особым совещанием ОГПУ – 245 тысяч (15%), тройками Полпредств ОГПУ – 712 тысяч (44,5%). То есть подавляющее большинство людей, которые были осуждены как «враги государства», как «враги советского строя», не были осуждены легальными законными юридическими органами. Здесь явственно видны нарушения и конституционных основ и закона о судоустройстве. Органы госбезопасности (за которыми стояла правящая компартия) попросту подменяли собой правосудие. Теоретиком такого использования госбезопасности был, разумеется, сам Сталин. Так же, как и Ленин, он уделял повышенное внимание органам ВЧК–ОГПУ (с 1934 г. – НКВД). Совмещение функций арестов, дознания и расправы в одном органе получило своеобразное сталинское теоретическое обоснование и объяснение: «военно-политический трибунал» [2]. Масштабы арестов, проведенных на рубеже 30-х годов, имеют, помимо прочего, одно вполне определенное объяснение. В 1929 г. окончательно утвердился основной принцип советской карательной политики – использование принудительного труда заключенных для нужд экономики и освоения труднодоступных окраин страны. Было организовано Главное управление лагерей (ГУЛАГ), ставшее символом сталинской тирании.

В последующие годы «Большого террора» внесудебные органы расправы играют главенствующую роль. В 1937-1938 гг. 1 миллион 300 тысяч человек были приговорены по политическим мотивам  (из них около 700 тысяч расстреляны). Из общего числа 1 миллион 300 тысяч приговоренных – 1 миллион 200 тысяч (82%) были приговорены внесудебными органами: тройками НКВД-УНКВД и Комиссией НКВД и Прокурора СССР (т.н. «альбомный порядок» когда списки приговариваемых в виде альбома, присланного с периферии, утверждала «двойка» – нарком внутр. дел или его зам. и Прокурор СССР или его зам.). Но и с окончанием «Большого террора» внесудебные органы, хоть и теряют свою основную роль в проведении репрессий, все же активно используются Сталиным как дополнительный и притом важный инструмент. С 1939 по 1953 год из 1 миллиона 100 тысяч осужденных по делам, проведенным НКВД-НКГБ и МГБ, –329 тысяч человек (около 30%) были осуждены Особым совещанием НКВД, (а с 1946 г. – Особым совещанием МГБ). После окончания «Большого террора» единственным внесудебным инструментом в руках НКВД осталось Особое совещание. С ноября 1941 оно могло выносить и смертные приговоры.

Возникает следующий вопрос: а хорошо ли обстояло дело с судебными органами, с теми, что существовали в рамках Конституции. Увы, и тут мы видим ряд грубейших нарушений и искажений закона. Достаточно вспомнить о принятом 1 декабря 1934 г. законе, который лишал обвиняемых не только права на защиту, но даже права подать ходатайство о помиловании и кассационную жалобу. Этот закон предусматривал рассмотрение дел в Военной Коллегии Верховного Суда в т.н. упрощенном порядке: при закрытых дверях и без участия сторон (в отсутствии обвинителя и защитников) и моментальное (в 24 часа) исполнение смертного приговора после его вынесения. Именно с применением этого закона и были рассмотрены все дела, поступившие в Военную Коллегию в 1937-1938 гг. – было осуждено около 37 тысяч человек, из них 25 тысяч – к расстрелу. Подобный порядок был преступным попранием норм Конституции (ст. 111) о гласности судопроизводства и права обвиняемого на защиту и обжалование в кассационном порядке приговора. Рассмотрение дел Военной Коллегией в «упрощенном порядке» по закону от 1 декабря 1934 года (который отменили только в 1956 году) мы с трудом можем назвать очным судебным процессом. Нет, конечно, обвиняемый в зале присутствовал, то есть по форме вроде все в порядке. Но какова процедура! Чаще всего рассмотрение дела длилось не более 20 минут, председательствующий Военной Коллегии или ее выездной сессии коротко опрашивал обвиняемого, в зале не было не только защитников, но даже и прокурора – в нем не было никакой необходимости. Председательствующий выслушивал, какие есть у подсудимого возражения, а дальше сообщал: суд удаляется на совещание, а приговор вам будет объявлен. Причем, приговор, если он был расстрельным, подсудимому сразу после окончания рассмотрения дела не объявлялся. Его объявляли непосредственно перед приведением приговора в исполнение. Подобную процедуру назвать «судебной» язык не поворачивается. Это был изощренный сталинский метод быстрой расправы.

В 1938 году (16 августа) был принят «Закон о судоустройстве». Закон, между прочим, впрямую ссылался на нормы Конституции (ст. 102), относительно того, кто и как может быть осужден в судах. Статья 1-я этого закона, соответственно, гласила: «В соответствии со 102 статьей Конституции, правосудие в СССР осуществляется верховными судами…» - и далее дословно повторялся текст той самой статьи Конституции. И, наконец, статья 53-я закона о судоустройстве конкретизировала, на основании 102-й статьи Конституции, перечень специальных судов, которые организуются по постановлению Президиума Верховного Совета или Верховным Советом СССР. Это – Военные трибуналы, линейные суды на железнодорожном и водном транспорте. Таким образом, и «упрощенная процедура» рассмотрения дел на Военной Коллегии, и все внесудебные органы были антиконституционны и преступны по своей природе, а учредили их после соответствующих решений Политбюро и Сталина, что автоматически ставит и Сталина, и его окружение в ряд преступников.

Особый вопрос – процесс реабилитации жертв политических репрессий, начавшийся после смерти Сталина. Реабилитация высветила одну большую проблему: подавляющее большинство осужденных и расстрелянных при Сталине людей ни в чем не виновны. Но как пересматривать дела тех, кто был приговорен во внесудебном порядке? Ведь наряду с невиновными во внесудебном порядке были осуждены и те, кто действительно совершил преступление и, безусловно, виновен (хотя их, повторюсь, мизерная доля среди приговоренных). Тогда, в 50-е годы, было принято решение о пересмотре дел приговоренных во внесудебном порядке – в судебных органах. И после этого пересмотра решения Коллегии ОГПУ, Особого совещания, «троек» и «двоек» по отдельным делам были оставлены в силе. Казалось бы, точку в этом вопросе должен был поставить Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года. Пункт первый Указа гласил: «Осудить внесудебные массовые репрессии периода сталинизма, признать антиконституционными действовавшие в 30-40-х и в начале 50-х годов «тройки» НКВД-УНКВД, коллегии ОГПУ и «особые совещания» НКВД-МГБ-МВД СССР и отменить вынесенные ими внесудебные решения, не отмененные к моменту издания настоящего Указа…». Однако тут же содержалась оговорка о том, что это не распространяется на «изменников Родины и карателей периода Великой Отечественной войны, нацистских преступников, участников бандформирований и их пособников, работников занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также лиц, совершивших умышленные убийства и другие уголовные преступления».

Подобная оговорка, конечно, по идеологическим причинам, по сути узаконила ряд решений антиконституционных внесудебных органов. Понятно, что даже в перестроечном 1989 году еще действовали старые представления об «изменниках» и «шпионах». Но еще хуже то, что и сегодня правовая система России испытывает тяжесть все той же советской псевдогосударственной идеологии и находится в плену все тех же замшелых схем. На мой взгляд, просто позор, что до сих пор чохом не отменены все без исключения решения внесудебных органов именно как противоречащие Конституции.

Теперь рассмотрим реестр сталинских преступлений. Конечно, далеко не полный, так как рассмотреть все без исключения – не хватит времени. Здесь поговорим об отдельных репрессивных кампаниях и об известных актах индивидуального террора. Когда решение об убийствах принимал непосредственно Сталин. Прежде всего, это массовые аресты и расстрелы по т.н. «кулацкой операции» НКВД. Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 г., скрепленное подписью Сталина, положило начало первой т.н. «массовой операции» НКВД по арестам и расстрелам т.н. «кулацких», «антисоветских» и прочих «враждебных элементов» [3]. Регионам было предписано заранее наметить квоты на будущие внесудебные приговоры к расстрелу (1 категория) и к заключению в лагерь (2 категория), предложить составы «троек» для вынесения приговоров. И квоты по регионам, и состав «троек» подлежали утверждению на Политбюро. Всего в рамках этой «массовой операции» до ноября 1938 г. было арестовано 767 397 человек, и из них 386 798 человек было расстреляно. Организаторами этой массовой бойни были Сталин и Политбюро. Они утвердили контрольные цифры, отражающие количество людей, подлежащих расстрелу в данном регионе, и утвердили состав региональных «троек». Все это было внесено в приказ. И утвержденный Политбюро приказ НКВД №00447 вышел 30 июля, операция началась 5 августа 1937 года [4]. Результаты я вам уже сказал.

Борис Долгин: Прошу прощения, квоты – это и есть те самые контрольные цифры?

Никита Петров: Да, это и есть те самые квоты или «лимиты», как их еще называли…

Евгений Тесленко: Существуют ли официальные документы, подтверждающие наличие таких региональных квот? Что вот столько-то должно быть расстреляно в данном регионе?

Никита Петров: Да, безусловно. Есть множество таких документов. Более того, когда операция началась, регионы выступили с инициативой, что аресты проведены в рамках указанных квот (или «лимитов»), но всех врагов еще не схватили – их оказалось больше. И просили увеличивать соответствующие «лимиты». На этих шифротелеграммах, которые хранятся в архиве, есть собственноручные резолюции Сталина. Обычно простое и лаконичное «За. И.Сталин». Но были примеры и развернутых резолюций. Например, на шифровке из Кирова от 21 октября 1937 г. видим резолюцию: «Утвердить по первой категории не на 300, а на 500 человек, а по второй категории – на 800 человек. И.Сталин, В.Молотов» [5] Или на шифровке от 20 октября 1937 г. из Улан-Удэ: «За 1000 чел. по первой категории. И.Сталин, В.Молотов, Каганович, К.Ворошилов, А.Микоян, Ежов» и приписка «т .Калинин – за, т. Андреев – за» [6]. На шифровке из Барнаула от 18 октября 1937 г. с просьбой установить для вновь образованного края «лимиты» на расстрелы и осуждение видим также сталинскую резолюцию: «За лимит в 4000 по первой и в 4500 по второй категории. И.Сталин, В.Молотов» [7], далее подписи Ежова, Ворошилова и помета «т. Микоян – за». Часть лимитов была утверждена исходящими шифротелеграммами наркома внутренних дел Ежова. Электронная публикация подлинников этих документов подготовлена, и, я надеюсь, Международный фонд «Демократия» (фонд А.Н.Яковлева) выложит их в Интернете для всеобщего обозрения с нашими комментариями. И будет абсолютно ясно, как это, собственно говоря, осуществлялось. Как работал этот механизм. Анализируя весь комплекс этих документов, можно считать доказанным, что Сталин был не только инициатором проведения данной кампании, но и санкционировал конкретные расстрелы, увеличение «лимитов» на расстрелы, и, соответственно, контролировал весь ход операции. В действиях Сталина – и подмена правосудия, и присвоение властных функций государственных структур, то есть нарушение отмеченных выше статей Конституции.

Тот же вывод мы можем сделать и анализируя массовые репрессии, начатые также в июле 1937 г. по национальному признаку, в рамках так называемых «национальных операций» НКВД. Это немецкая, польская, «харбинская», латышская, эстонская, финская, афганская, иранская и пр. операции НКВД. Из приказов и меморандумов НКВД видно, что тень подозрения легла на политэмигрантов, выходцев из сопредельных СССР стран и граждан СССР, с ними так или иначе связанных. С точки зрения Сталина и НКВД, все эти люди могли стать потенциальной шпионской базой. «Харбинцы», конечно, – не национальность; это те, кто переехал в СССР после конфликта на КВЖД в 1929 году и позднее с территории Китая – их подозревали в связях с японской разведкой. И здесь, в «национальных операциях», инициатива принадлежала Сталину. Первым было решение о проведении «немецкой операции», и подлинник его исполнен рукой Сталина:

«Вопрос НКВД.

Предложить т. Ежову дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах (артиллерийские, снарядные, винтовочно-пулеметные, патронные, пороховые и т.п.) и высылке части арестованных за границу.

Копию приказа прислать в ЦК.

О ходе арестов и количестве арестуемых сообщать сводки (ежедневные) в ЦК.

За. И.Сталин» [8]

Конечно, эта операция вскоре переросла в репрессии не только всех немцев, но и всех тех, кто был с этими немцами связан. Точно так же Политбюро санкционировало в начале августа т.н. «польскую операцию». Далее шли «харбинская», латышская, эстонская операции, словом, массовые репрессии затронули представителей всех тех национальностей, с которыми граничил Советский Союз. Не было лишь «литовской операции» – литовцев арестовывали в рамках «польской операции», но на это есть объяснение – Литва с Советским Союзом не граничила. Больше всего пострадало людей в ходе «польской» и «немецкой» операций. Наряду с т.н. «кулацкой операцией» в рамках приказа НКВД № 00447 эти операции органично влились в общую структуру «Большого террора». В рамках т.н. национальных операций было арестовано 350 тысяч человек, из них 250 тысяч расстреляно. Заметим, что если по «кулацкой операции» процент расстрелов от числа приговоренных составляет примерно 50%, то по национальным решения были гораздо жестче: здесь 70-80% были расстреляны. К ним отношение было не как к «классовым врагам», а как к шпионам, как к шпионской базе.

Ну и, наконец, нельзя не вспомнить о «сталинских расстрельных списках». Это тоже был своеобразный механизм «Большого террора». Здесь также наглядно видно, как Сталин своими решениями подменял правосудие. Начиная с 27 февраля 1937 года, Сталиным лично, а кроме него – еще несколькими приближенными к нему лицами, визируются и подписываются списки людей, чьи дела подлежали рассмотрению Военной Коллегии Верховного Суда. Каждый список был разбит на категории: 1-я категория – расстрел, 2-я – 10 лет, 3-я (довольно редкая) – 8 лет. Кто из вас интересовался, знают, что эти списки в полном объеме есть на интернет-сайте общества «Мемориал» – www.memo.ru Причем титульные страницы представлены цветной фотокопией, так как здесь стоят подписи Сталина и его ближайших соратников. А в некоторых случаях и содержательные пометы, например на списке от июля 1938 г.: «За расстрел всех 138 человек. И.Сталин, В.Молотов» или сталинские пометы в самих списках напротив фамилий, например «бить, бить» и т.п. Всего за период с февраля 1937 по октябрь 1938 г. Сталиным и его соратниками было утверждено 383 таких списка, в которых значилось 44,5 тысячи человек, и примерно на 39 тысяч из них была дана санкция на расстрел. Интересно, кто из сталинского окружения и сколько подписал списков. «Рекордсменом» оказался Молотов – он подписал 373 списка, Сталин – 362 списка, Ворошилов – 195, Каганович – 191, Жданов – 177, Ежов – 8, Микоян – 8, и Косиор – 5 списков. После утверждения списков и предрешения меры наказания рассмотрение дел Военной Коллегией было пустой формальностью, и оно, как правило, принималось в полном соответствии с той мерой наказания, которая была определена списком. В данном случае Сталин предрешал решения Верховного Суда, и, по сути, являлся автором смертных приговоров. Но и этого мало. Есть в этих расстрельных списках еще одна, крайне любопытная категория осужденных. Это высший состав чекистов. Состав НКВД Сталин стал так же яростно «чистил», как и все остальные слои советского общества. И вот чекисты расстреливались по этим спискам в т.н. «особом порядке». То есть в Военную Коллегию эти списки не поступали. Сразу после утверждения Сталиным и его соратниками эти списки направлялись НКВД для исполнения, и сразу следовали расстрелы этих людей. По сути, для нескольких сотен человек (мы проводили такую статистику и выяснили, что в «особом порядке» было осуждено нескольких сотен человек), решение о расстреле без какой-либо формальной судебной процедуры было вынесено Сталиным – и с точки зрения уголовного кодекса (и того, и нынешнего) это квалифицируется как убийство. Следы этого преступления можно видеть в архивно-следственных делах людей, расстрелянных в «особом порядке». Вместо приговора суда там просто подшита выписка из соответствующего «расстрельного списка» – указано: список номер такой-то, страница такая-то, лист такой-то. Вот и все основание для расстрела.

Сталинский террор в том же 1937 году перешагнул границы СССР. Согласно сталинским директивам были произведены массовые расстрелы граждан Монголии. Причем сталинское Политбюро даже утвердило состав «тройки» по Монголии, в которую входил ее руководитель Чойбалсан. Эта «тройка» рассмотрела дела на 25 тысяч человек, граждан Монголии, из которых около 20 тысяч было расстреляно. Еще один немаловажный аспект «Большого террора» – это репрессии против членов семей осужденных за измену родине. И здесь мы видим грубейшие нарушения законодательства, когда людей без конкретной вины осуждали только за то, что они члены семьи осужденного или сбежавшего за границу. Норма (своего рода заложничество в назидание другим), карающая родственников тех, кто не вернулся из-за границы, была введена указом ЦИК от 8 июня 1934 г. В 1937 году Сталин эту практику существенно расширил и распространил на тех, кто был осужден Военной Коллегией. Теперь жены осужденных за измену родине подлежали аресту и осуждению (как правило, на Особом совещании НКВД), а дети до 15 лет сдавались в детприемники НКВД. Решение об этом было принято Политбюро 5 июля 1937 года и подписано Сталиным. Более того, в подлиннике текста этого постановления есть собственноручная сталинская правка. Он дополнил первый пункт постановления о заключении в лагеря на 5 лет всех жен осужденных членов т.н. «право-троцкистской шпионско-диверсионной организации», вписав «изменников родине», изменил срок осуждения вместо 5 на 5–8 лет, а в пункт четвертый, где было: «Всех оставшихся после осуждения детей-сирот взять на государственное обеспечение» – внес уточнение «до пятнадцатилетнего возраста» и дополнил фразой «что же касается детей старше 15-летнего возраста, то о них решать вопрос индивидуально» [9]. Поражает другое. В Политбюро, вырабатывая решение, уже заранее знают, что дети станут сиротами. Это тоже типичный сталинский почерк. Проводим репрессии, значит, знаем, что дети непременно будут сиротами.

Голос из зала: Юмор своего рода.

Никита Петров: Да, почти юмор. Черный.

Согласно этому решению и выпущенному на его основе приказу НКВД, было репрессировано 18 тысяч жен, и 25 тысяч детей были помещены в детприемники НКВД. Жены осужденных в рамках т.н. «кулацкой» и всех национальных операций, за исключением «польской» (тут короткое время осенью 1937 г. жен тоже репрессировали), репрессиям не подвергались. То есть семьи лиц, осужденных в ходе массовых операций НКВД, оставались, как правило, на свободе, а вот для тех, кто прошел по «сталинским расстрельным спискам», мера репрессий была гораздо круче – члены семьи шли вслед за главами семей, и не только получали тюремные и лагерные сроки, а иногда и высшую меру. По решению Сталина были расстреляны жены Тухачевского, Дыбенко, Агранова, Артузова, Ягоды и многие другие.

Еще одно преступление Сталина против правосудия – санкция о применении НКВД в ходе следствия т.н. «мер физического воздействия» – т.е. пыток и истязаний. Телеграмма об этом подписана лично Сталиным 10 февраля 1939 года – это то, что найдено в архиве. Но порядок применения мер физического воздействия был санкционирован им еще в 1937 г. Об этом имеется ссылка в упомянутой выше телеграмме. И в более поздние годы Сталин также давал указания о применении пыток. Например, в ходе следствия по т.н. «делу врачей» в 1952-1953 годах. О том, что Сталин лично не просто курировал деятельность органов МГБ, а давал непосредственные указания и распоряжения, как вести следствие, как добиваться признаний арестованных – кого-то «заковать в кандалы», а такого-то «бить и бить» – свидетельствуют не только его пометы на расстрельных списках, но и отчет С.Д.Игнатьева в ноябре 1952 года (см. публикацию в «Новой газете» 16 октября 2008: ч. 1, ч. 2), где четко сказано о выполнении именно указания Сталина о применении физического воздействия к арестованным по «делу врачей».

Борис Долгин: Министр госбезопасности?

Никита Петров: Да, Игнатьев был министром госбезопасности в 1952 году.

До сих пор мы говорили о преступлениях Сталина против правосудия. Не менее тяжкими являются и совершенные им преступные акции против отдельных наций. Здесь явственно просматривается нарушение статьи Конституции, гарантировавшей национальное равноправие. Здесь и выселение отдельных представителей народов по классово-имущественному признаку, и тотальное выселение целых народов. Можно вспомнить выселение польских граждан с территории западной Украины и Белоруссии в 1939-1940 годах, выселение граждан Прибалтики и Молдавии в мае-июне 1941 года. Напомню, что выселялись не только те, кто были чиновниками бывших буржуазных правительств в Латвии, Эстонии или администрации Румынии на территории Бессарабии, занятой СССР, но и более или менее зажиточный контингент, члены всевозможных полувоенных патриотических формирований, не успевшие уйти в подполье, и деклассированный элемент (в том числе и проститутки). Такой вот абсолютно классовый и социально мотивированный подход. Наконец, это ряд акций выселения в годы войны, которые были предприняты в отношении немцев, калмыков, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, крымских татар и других народов. Тотальное выселение с ликвидацией государственности – соответствующих автономий. И в послевоенное время выселение из Прибалтики и Молдавии 1949 года, т.н. операция «Юг» и операция «Прибой» – очень поэтические и красивые названия. «Прибой» – выселение из стран Балтии, «Юг» – из Молдавии. И там, и там по классовому признаку были выселены зажиточные крестьяне, которых считали кулаками, хуторяне, не желающие объединяться в колхозы, те, кто поддерживал национальное сопротивление, т.н. «Лесных братьев», и многие другие.

Нельзя не вспомнить и массовом расстреле польских офицеров и гражданских лиц по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года (т.н. «Катынское дело»). Персональная виновность Сталина в этом преступлении очевидна, есть его подпись на постановочной записке НКВД, подготовленной Берией, есть и материалы о реализации этого решения – о расстрелах. Весной 1940 года органами НКВД было расстреляно 21 787 польских граждан, из них около 15 000 тех, кого считали военнопленными, т.е. задержанными офицерами польской армии. Здесь тоже наблюдается классовый подход – именно офицеров расстреливали, верхушку армии Польши. Это деяние Сталина и его окружения было не только попранием советских законов (дела поляков для вынесения приговора пропустили через специально созданный по этому случаю внесудебный орган – тройку НКВД СССР), но и преступным нарушением международного права. Нарушением правил и обычаев ведения войны, нарушением Конвенции об обращении с военнопленными. Обращение с военнопленными регулировалось IV Гаагской конвенцией 1907 года и III Женевской конвенцией 29 года.

Борис Долгин: Советский Союз признавал эти конвенции.

Никита Петров: Да, безусловно, и соответствующие обязательства у Советского Союза были.

О «Катынском расстреле» можно говорить очень много – это до сих пор болевая точка в отношениях России и Польши. И проблема тут вот в чем. Главная военная прокуратура начала расследование в 1990 году, а закрыто следствие было лишь в 2004 – за смертью виновных в этом расстреле. Но главный и итоговый документ этого расследования – постановление о прекращении дела – тут же засекретили. Получается не только парадоксальная, но и абсурдная ситуация: вот мы все тут сидящие налогоплательщики, финансирующие деятельность российского госаппарата, и в том числе - Главной военной прокуратуры, которая проводит расследования на наши с вами финансовые вливания (может быть, каждый из нас им немного денег платит, может быть, им хватает только на мундир и пуговицы и на письменные принадлежности, но тем не менее – а то бы голыми ходили). Так вот Главная военная прокуратура расследует это дело и не считает даже нужным сообщить официальные результаты нам, гражданам России. Это, кстати, является грубейшим нарушением закона 1993 года «О государственной тайне». Согласно статье 7-й этого закона, сведения о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина, о преступлениях, а уж тем более – о массовых репрессиях не могут составлять государственную тайну. Тем не менее, прокуратура до сих пор отказывается рассекречивать это дело в суде. Более того, на защиту прокуратуры активно становится Кремль, который всячески пытается погасить разговоры о Катыни как крайне неприятные для себя. Я понимаю, чего опасается Кремль – он опасается, что будут предъявлены претензии и будут выдвинуты материальные иски, но я не понимаю других, еще худших действий Главной военной прокуратуры. Она просто отказывается рассматривать вопрос о реабилитации лиц, расстрелянных в рамках «Катынского дела». «Мемориал» сейчас проиграл 25 дел в судах по рассмотрению вопроса о реабилитации расстрелянных органами НКВД поляков. Прокуратура просто заявляет, что «у нас нет материалов». Все. И в суде продолжает отстаивать эту позицию. Понятно, что дела на каждого из них физически были уничтожены. 21 000 дел было сожжено в 1959 году. Но, тем не менее, материалы, подтверждающие тот факт, что этот конкретный человек был отправлен в распоряжение УНКВД в Смоленск, в Калинин или Харьков (поименные списки), есть, и они служат достаточным доказательством того, что эти люди были расстреляны. Это вполне очевидно и доказано той же Главной военной прокуратурой. После весны 1940 года никого из них (поименованных в этих списках) никто не видел, и никаких от них вестей родные с этого времени не получали. И когда сегодня кое-кто утверждает, дескать, в «Катынском деле» не все так гладко (вы наверняка слышали подобные утверждения), дескать, возможно, это немцы их расстреливали, звучит это крайне наивно. Те, кто пытается таким образом бросить тень на четкий и ясный вывод относительно того, кто расстрелял, не могут внятно объяснить, где все эти 15 000 польских офицеров находились с мая 1940 по осень 1941 года. Внятного объяснения нет, и не будет, потому что их уже не было в живых. Ни один из них никуда не сбежал, ни один из них не подал ни одной весточки на родину, ни один из них не числился ни в одном лагере, ни в одной тюрьме. Практически вся тюремно-лагерная документация за данный период доступна и находится в Государственном архиве Российской Федерации. Ну, это я все рассказываю так – к слову. Как говорится, продолжая старую полемику.

Еще одно преступление Сталина – массовые расстрелы заключенных осенью 1941 года – в Орловской тюрьме и в Куйбышеве. В чем заключался преступный характер этой акции? В сентябре 1941 г. были просто расстреляны все отбывающие наказание в Орловской тюрьме заключенные по постановлению Государственного комитета обороны. Без дополнительного расследования дел, без дополнительных решений – просто росчерком пера Сталина. Было время для эвакуации заключенных из Орла, никто не позаботился об этом в июле или августе, пока немцы были далеко. Мы знаем много примеров, когда следственные заключенные были эвакуированы из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии. Их успели эвакуировать. Во Львове действительно был массовый расстрел, который учинили органы НКВД буквально перед занятием города немецкими войсками. И немцы, естественно, использовали и это советское преступление, и открывшийся в 1943 г. «Катынский расстрел» в своей пропаганде – это совершенно понятно. Ну и, наконец, поговорим о политических убийствах, совершенных чекистами по непосредственным указаниям Сталина. То есть о том, что прямо квалифицируется уголовным кодексом как убийство и терроризм. Известно, что по указаниям Сталина советской госбезопасностью был убит Троцкий (в Мексике), был убит лидер украинских националистов Коновалец (в Нидерландах), был убит перебежчик Агабеков (во Франции), был убит Рудольф Клемент (во Франции), который входил в т.н. IV Троцкистский Интернационал, был убит перебежчик из НКВД Игнатий Порецкий-Рейсс (в Швейцарии), в Париже были похищены два белых генерала – Миллер и Кутепов (Кутепов погиб при перевозке, а Миллера расстреляли в Москве в 1939), был убит и человек, который помогал похищать Миллера, работавший на НКВД генерал Скоблин. Даже этого тайного агента советской госбезопасности Сталин распорядился убрать, чтобы замести следы и не тратить усилия разведки на его спасение. Документ об этом сталинском указании был опубликован [10].

Но не только за границей. И на территории СССР, где должны были действовать законы, Сталин, тем не менее, прибегал к методам тайных ликвидаций неугодных ему лиц. В 1941 г. Сталин дал указание создать в госбезопасности специальное подразделение для негласной расправы с политическими противниками. И этому есть вполне надежное подтверждение. В мае 1941 года Берия вызвал Павла Судоплатова и сообщил ему об этом. Вот что рассказал Судоплатов на следствии в 1953 г.: «Примерно в мае месяце 1941 г. Берия вызвал меня и сказал следующее: имеется указание инстанции об организации специальной группы из проверенных, надежных и преданных партии чекистов с задачей выполнения правительственных заданий (специальных) как за границей, так и внутри страны», при этом Судоплатов пояснил, что под «специальными заданиями» подразумевалось уничтожение людей и вспомнил, что для его группы выделили загородный объект «Озеры» [11]. Конечно, помимо убийств, специальная группа могла использовать и иные, менее радикальные меры воздействия. Довольно откровенно причины и смысл этой задачи Берия объяснял чекисту Шалве Церетели (намечаемому на работу в эту группу): «…у нас в Советском Союзе есть люди, которые мешают нам работать, а материалов для ареста этих лиц или вовсе нет, или недостаточно. Поэтому нужно таких людей похищать, тайно избивать их и затем бросать» [12].

В послевоенное время тайные убийства на территории СССР продолжались. П.А.Судоплатов и его заместитель Н.И.Эйтингон, возглавлявшие специальное подразделение МГБ – службу «ДР» для проведения диверсий и актов террора, подготовили и провели следующие акции. В июне 1946 г. в Ульяновске был убит польский инженер Н.Т.Самет, работавший по военной тематике и захотевший выехать в Польшу. Санкцию на его убийство министр госбезопасности Абакумов получил от Сталина 12 июня, а о выполнении «задания» доложил Сталину 26 июня 1946 г. В поезде близ города Кирсанова в сентябре 1946 г. был убит бывший крупный деятель украинского эсеровского движения А.Я.Шумский, который находился в ссылке и досаждал Сталину своими письмами. Санкцию на его тайное убийство Абакумов запросил у Сталина 23 августа 1946 г. Летом 1947 г. в тюрьме был убит американец И.М.Оггинс, бывший советский агент, осужденный Особым совещанием еще до войны, которому пришло время выйти на свободу. Санкцию на его убийство Абакумов запросил у Сталина и Молотова 21 мая 1947 г. План убийства Оггинса с помощью инъекции яда был составлен Эйтингоном 30 июля 1947 г. И, наконец, четвертый задокументированный случай – убийство 1 ноября 1947 г. епископа греко-католической церкви в Ужгороде Федора Ромжи. План убийства был составлен еще в феврале 1947 г. министром госбезопасности УССР С.Р.Савченко. Нападение на Ромжу 27 октября 1947 г. осуществили люди Судоплатова – сбив его конную повозку грузовиком. Ромжа попал с тяжелыми ранениями в больницу, где и был умерщвлен инъекцией яда. Во всех этих убийствах решающую роль сыграл полковник медицинской службы Майрановский – именно он делал смертельные инъекции и возглавлял в системе НКВД – МГБ специальную лабораторию «Х», в которой испытывались яды на приговоренных к смерти заключенных. Указание о создании такой лаборатории Берия получил непосредственно от Сталина в 1939 г. Эта лаборатория действовала вплоть до 1947 г. (в годы войны она находилась в ведении возглавляемого Судоплатовым и Эйтингоном 4-го управления). Всего, если судить по материалам лаборатории, в ней было убито с помощью различных инъекций около 150 человек. Это, по сути, было убийством людей особо мучительным способом. И санкционировал эти человеконенавистнические «опыты» сам Сталин – дав указание о создании такой лаборатории в НКВД.

Ну и, наконец, это убийство в январе 1948 г. в Минске руководителя Государственного еврейского театра Михоэлса. План этой акции Сталин лично обсуждал с Абакумовым по телефону и сам предлагал кандидатуры чекистов, кого следовало послать в Минск. После убийства Абакумовым был составлен список участников этой акции и послан Сталину для награждения их орденами, что и было сделано. Все эти бумаги сохранились в архиве.

Точно так же еще в 1939 году, не желая спугнуть загранработников гласной расправой (те, прознав, могли бы стать невозвращенцами), Сталин дал указание после кратковременного ареста убить Полпреда СССР в Китае И.Т. Бовкун-Луганца и, заодно, его жену. Это и было сделано. Бовкун был арестован в мае 1939 г., успел дать показания о том, что он «заговорщик и враг» (понятно какими методами эти показания были добыты). А затем его по указанию Сталина освободили из тюрьмы и в июле 1939 г. отправили поездом с женой на отдых. В поезде он и жена были убиты людьми Берия – Церетели и Влодзимирским, тела сгрузили на глухой станции, поместили в машину, которую тут же сбросили в пропасть. В некрологах, опубликованных в «Правде» и «Известиях», с «глубоким прискорбием» страну оповестили об автомобильной катастрофе. А торжественные похороны устроили в Тбилиси.

Точно так же, тайно, была убита жена маршала Кулика – Симонич-Кулик. Сталину не нравилось ее польское происхождение, он подозревал ее в шпионаже. Симонич-Кулик была похищена на улице, тайно сидела в Сухановской тюрьме и без оформления каких либо бумаг была расстреляна на Лубянке. На следствии Берия подтвердил, что приказ об этом убийстве он получил от Сталина. И о подобных сталинских акциях говорится в объемном отчете Комиссии Шверника 1963 г. Он полностью опубликован, и, доложу я вам, это весьма содержательный документ [13].

В заключение, уже кратко, не могу не сказать о двух известных нам покушениях на убийство. В 1940 году Сталин дал указание Берии убить бывшего наркома иностранных дел М.М.Литвинова, инсценировав автомобильную катастрофу (Берия даже послал своих людей выяснить особенности дорог у дачи Литвинова); а в 1945 г. Сталин распорядился тайно убить академика П.Капицу, отказывавшего участвовать в советском атомном проекте. Судоплатов, получив приказание, приступил к подготовке «операции по ликвидации Капицы». Это было при министре госбезопасности Меркулове, но как только в МГБ пришел Абакумов в мае 1946 года, Судоплатов доложил ему о плане подготовки (как явствует из показаний Судоплатова), и Абакумов сказал, что «проводить не будем». Я думаю, что Абакумов просто получил соответствующее распоряжение от Сталина. Ведь у Капицы были обширные связи за границей.

Иногда говорят: «Ну почему? Ведь у Сталина было полновластие – кого хочешь можно арестовать, кого хочешь расстрелять, и никто даже не пикнет». Но вот были случаи, когда Сталину надо было поддерживать ложный имидж режима, и арестовать и расстрелять такого человека, как Капица, настолько известного за рубежом, было нельзя. Но и тайное убийство имеет свои издержки. Тоже может стать предметом нежелательных пересудов, как это произошло после убийства Михоэлса.

Итак, что же у нас в итоге? Если бы Сталин оказался на скамье подсудимых в 1953 г., то его наверняка судили бы по закону от 1 декабря 1934 г. (Берию судили именно с применением этого закона). И осудили бы преимущественно по тем самым вариациям статьи 58, о которых говорилось ранее. То есть: «измена родине, превышение служебных полномочий», убийство и т.п. Но причем тут измена родине, могут спросить. Очень просто. Смысл понятия сформулирован в Конституции СССР 1936 г. и Конституциях союзных республик 1938 г. . Ст. 133 Конституции СССР: «…Измена родине: нарушение присяги, переход на сторону врага, нанесение ущерба военной мощи государства, шпионаж – караются по всей строгости закона, как самое тяжкое злодеяние». И здесь деятельность Сталина, если смотреть не только на конкретные преступления, позволившая дойти Гитлеру до Москвы, именно так и квалифицируется. Нанесение ущерба военной мощи – и расстрел военных в 1937 и еще много чего такого. Не случайно именно эту статью применили к Берии в 1953 году. Думаю, то же было бы и со Сталиным. То есть – получил бы высшую меру. Ну а с точки зрения сегодняшней – это вполне обоснованные обвинения в антиконституционной деятельности, превышении власти и вполне конкретные обвинения в совершении массовых убийств, причем ряд из них особо мучительным способом.

Спасибо за внимание.

<...>

 

comments powered by Disqus