«Взвейтесь кострами синие ночи…»
В 1956-57 годах я провёл несколько смен в пионерском лагере в Токсово [Ленинградской области], предназначенном для детей работников коммунального хозяйства.
Жилые корпуса лагеря размещались на вершине холма, у подножья которого пролегала железная дорога. По этой дороге с Финляндского вокзала нас, пионеров, везли до станции Токсово. От станции до лагеря было совсем близко. Толпу детворы, прибывавшую на очередную смену, делили на отряды, командирами которых назначали пионервожатых. Обычно вожатыми были студенты.
Наша жизнь подчинялась строгому распорядку. Регулярно проводились пионерские линейки. Все отряды выстраивались на плацу, и горн подавал сигнал к началу церемонии. На трибуну взбирался начальник лагеря, которому дали прозвище Муравей, – у него были тучное жирное туловище, обременённое огромным животом, и маленькая лысая голова. Муравей говорил о том, как Партия и Правительство заботятся о советских детях. Помимо пионерских линеек проводились обязательные скучные лекции и политинформации.
В свободное от принудительных мероприятий время мы могли читать, играть в настольные игры или просто слоняться без дела, но покидать территорию лагеря запрещалось. Телевизоров в лагере не было, зато в столовой иногда показывали кинофильмы. Помню, как демонстрировались фильмы «Чапаев», «Старик Хоттабыч» и «Тайна двух океанов». В стороне от жилых корпусов находилось бугристое футбольное поле, покрытое слоем пыли. Старшие ребята гоняли мяч в этой пыли, а малышню к футбольным состязаниям не подпускали. В этой ситуации младшее поколение пионерии умудрялось найти себе занятие. Каждую смену в каждом отряде, в который я попадал, складывалась группа из пяти-шести нарушителей дисциплины. Нам, нарушителям, было неинтересно топтаться на тесном лагерном пятачке, и мы уходили в соседний лес, благо не слишком бдительное начальство не догадалось окружить лагерь забором. В лесу кустились заросли сладкой малины. Помимо малинников нас привлекала находившаяся поблизости речка. На эту речку пионеров под строгим надзором вожатых водили купаться. На небольшом песчаном пляже на берегу, перед тем, как зайти в воду, мы оставляли одежду и обувь. Разрешённые водные процедуры продолжались всего несколько минут. Этого нарушителям дисциплины было слишком мало, и наша компания в солнечную погоду сбегала на речку тайком. Именно во время таких нелегальных купаний я научился плавать. Как-то раз вожатые поймали нас в момент, когда мы без разрешения плескались в речке, и ещё не обсохших отвели в кабинет к Муравью. Тот поначалу грозил выгнать меня и моих подельников из лагеря, но потом смилостивился и оставил до первого нарушения.
Пережить дождливую погоду помогала библиотека. Там оказались «Подвиг Магеллана» Стефана Цвейга и «Книга Марко Поло». В детские годы я увлекался литературой о путешествиях и мечтал отправиться в кругосветном плаванье, хотел обогнуть Земной шар, предпочтительно на парусном судне.
Однообразие нашей жизни однажды нарушили сапёры. С миноискателями в руках они обследовали холм, на котором стояли лагерные постройки. Находки сапёры складывали на кусок брезента. Оказалось, что в земле под нашими ногами со времён войны сохранялись миномётные мины, противотанковые гранаты и прочие боеприпасы. Нам повезло – сапёры обнаружили эти мины и гранаты раньше, чем до них добрались мы, любознательные пионеры.
В столовую нас водили строем. В обед чаще всего давали борщ или молочный суп на первое, котлеты с макаронами или картофельным пюре на второе. На третье обычно полагался компот из сухофруктов. В нём плавали сливы с косточками и мелкие груши, которые даже в варёном виде разгрызть было непросто. Не избалованные пионеры пятидесятых с аппетитом съедали всё. Еды хватало, и голодными мы не были.
В «родительский день» в лагерь приезжали мамы, папы, бабушки и прочие родственники пионеров. Они привозили с собой домашнюю еду. В те годы за время отдыха следовало прибавить в весе, а не избавиться от лишних килограммов, как это принято сегодня. Если поправился – значит, отдохнул хорошо. Память о голоде военных и послевоенных лет была жива. Родители рассказывали нам о людоедстве в блокадном Ленинграде, но в школьных учебниках истории об этом ничего не говорилось. Уже тогда мы понимали, что есть две правды – одна казённая, плакатная, о ней писали газеты и снимали кинофильмы, другая – непарадная, почти запретная, о ней мы знали из разговоров со старшими и собственного жизненного опыта.
Иногда наш отряд во главе с пионервожатыми отправлялся в поход. Такой поход обычно занимал всего несколько часов, и далеко от лагеря отряд не заходил. В пути все пели хором. Вожатые начинали, а мы подхватывали:
Невозможно оторвать взгляд от пламени костра. Огненная стихия наполнена какой-то таинственной энергией, она будит фантазию, преображающую мир.
Костёр горел больше часа. Вожатые подбрасывали в огонь сухие поленья, не давая пламени погаснуть. Все, включая Муравья, пели звонкие пионерские песни, зовущие в светлое завтра, но время близилось к ночи, и мрак постепенно сжимался вокруг нас.