Первый опыт работы для  женского "глянца" я обрел вскоре после августовского кризиса 1998 года – знакомый фотограф порекомендовал меня главному редактору известного международного брэнда, позиционирующего себя чуть дороже и интеллектуальнее, чем еще более известный международный брэнд, в свою очередь являющийся как бы всем известным синонимом женского журнала с картинками. Надо сказать, что этому, второму журналу (а заодно и размещавшемуся тогда в том же здании "Плэйбою") тремя неделями ранее я тоже предлагал свои услуги – работы для пишущего, если кто помнит, в те нервные месяцы было в стране немного.

Собственно, дело было даже не только и не столько в поиске заработка любой ценой – я в то время всерьез считал эти издания весьма добрым начинанием и искренне хотел с ними сотрудничать. Почему? Потому, что это было новым для нас тогда явлением, обогащавшим нашу жизнь: издания предлагали (продавали) не тексты, не сенсации, а образ жизни. И этот образ жизни был, в целом, гораздо адекватнее многого прочего – убогого телевидения; совковой ностальгии; "толстых" литературных журналов, печатавших только мемуары Набокова о Бродском и Бродского о Набокове, да романы членов своих редсоветов; идиотских сказок, циркулировавших в обществе – вроде идеи обогатиться через МММ.

Предлагал я себя, что называется, "с улицы" – позвонив и затем приехав. Приняли меня странновато. В огромном, американского типа офисе – все в одном зале – сидело за компьютерами человек тридцать симпатичных молодых женщин, а также единственный мужчина – как я потом выяснил, системный администратор. Девушки сновали и щебетали жизнерадостно и весело – лицо же администратора несло на себе печать некой непреходящей муки, сродни той, что испытывал известный персонаж "Служебного романа", чей рабочий стол располагался под лестницей. Рабочий стол системного администратора тоже стоял в самом неудобном месте – у входа на сквозняке. В силу этого обстоятельства тоже, а не из одной лишь половой солидарности, я первым делом обратился к нему. Ответом был лишь взмах руки в направлении стола главреда.

Каковая, усадив меня и выслушав, взглянула мне в глаза так, как смотрят на больного ребенка. "Вы – читатель нашего журнала?" Я замялся: "Нет, конечно же… ну, то есть, да… временами просматриваю… моя жена (я был тогда холост, кстати) приобретает в общем регулярно…" Главред прервала меня, кивнув головой, после чего произнесла хорошо отрепетированный переводной с английского текст о миссии и формате издания. Дала мне свою визитную карточку и предложила высылать тексты электронной почтой. Дальнейшее неинтересно, ибо ни к чему не привело.

И вот теперь я пришел к их конкурентам, причем с существенно большими шансами на успех – ибо пришел "от своих". Сознаюсь, значение этой разницы я тогда понимать отказывался. Мне, наивному, казалось, что в хорошо поставленном частном бизнесе, созданном, к тому же, по иностранному шаблону, искателей работы должны оценивать по результатам и потенциалам их труда только – и никаких иных кадровых фильтров быть не должно.

И лишь несколько позже я понял, в чем тут дело. Отнюдь не только в дополнительной гарантии профпригодности соискателя со стороны рекомендатора. Просто есть еще нечто более эфемерное – сам узкий мирок "изготовителей глянца" и смежных с ними лиц. И этот мирок довольно тщательно оберегается своими обитателями от внесения дополнительной турбулентности со стороны. Можно, конечно негодовать об оторванности этих людей от жизненных реалий их читателей, однако я от подобного воздержусь. Ибо, с чего это вы, читатели, взяли, что "изготовители глянца" брали перед вами какие-либо обязательства? Не нравится – не покупайте.

Как бы то ни было, второй (точнее, вторая) в моей жизни глянцевый главред разговаривала со мной ощутимо иначе. Никаких установочных речей, никаких вопросов о моих публикациях и предложений показать портфолио. Сразу о деле: "У нас есть раздел "Путешествия". Сейчас, из-за кризиса, мы должны стать демократичнее. Поэтому вместо Мальты или Мальдивов "поедем" в Питер. Вы можете сделать интересный материал про Питер?" "Могу."

Так я получил свой первый заказ. Вдвоем с тем самым фотографом мы подготовили шестиполосный материал про Петербург, в котором не было Эрмитажа, Мариинского театра, Невского проспекта и прочих стандартных объектов обзорных экскурсий, зато был Ботанический сад, Буддийский дацан, кабаре "Хали-Гали" и другие чудные вещи, о существовании которых большинство москвичей и не подозревает. Получилось неплохо, несмотря на то, что весь тираж журнала был отпечатан в Литве с полиграфическим браком как раз на наших страницах.

Так я стал писать для этого журнала. Признаюсь, мне это поначалу понравилось очень. Понравились эти редакционные люди – спокойные, доброжелательные, с трудновообразимыми на мой тогдашний питерский взгляд окладами (заведомо превышавшими все, что можно было заработать в этом же издании гонорарами даже при самом лучшем раскладе). Понравились, впрочем, и гонорары – по 3 доллара за 100 ударов по клавишам. Понравилось, наконец, и то, что гонорары были "белыми" – переход на них, кстати сказать, произошел на моих глазах, между второй и третьей полученной мной в журнале выплатой.

Понравился деловой подход, четкость в принятии решений – столь контрастировавшая, например, с поведением непросыхающей редакции известного питерского литературного журнала, умудрившейся в течении суток трижды изменить диаметральным образом  свое решение о публикации моей статьи, всякий раз сообщая мне об этом по телефону.
Понравилась мне и редакционная широта взглядов – так, некоторое время спустя я написал для них статью о пользе порнографии, каковая напечаталась даже не в одиночестве, а в составе целого блока ей подобных – охватывавших разные аспекты проблемы.

Впрочем, по прошествии некоторого периода мне дали почувствовать и пределы этой самой широты. Дело было так. Выполняя некоторую работу для фирмы, торгующей дорогими часами, я имел возможность прослушать из уст ее хозяина что-то типа сорокаминутного "введения в предмет". Сведения оказались более чем оригинальными и, на мой взгляд, пошли бы в журнале по разряду сенсаций. Так, я узнал, что поддельный Ролекс не отличается от настоящего ничем ВООБЩЕ, ибо сделан на той же линии того же гонконгского завода. Что качество механизмов всех швейцарских часов, независимо от марки, за 50 и за 1000 долларов, абсолютно идентично, ибо это одни и те же механизмы, произведенные на одном и том же заводе. Что себестоимость этих часов примерно одинакова и никак не связана с магазинной их ценой. Что патент на керамические корпуса, которыми знаменита марка Радо, принадлежит некой корейской компании, выпускающей точно такие же часы, но в разы дешевле… Словом, написать было о чем, но… Но редактор меня остановила: "Увы, у нас достаточно рекламодателей среди продавцов таких часов. Мы не можем давать им антирекламу".

…Некоторое время спустя хозяева нашего журнала решили выпускать на регулярной основе питерское приложение. Мне сообщил об этом новый зам главреда с фамилией похожей на отчество. "Мы надеемся на вашу помощь", – добавил он нараспев и заказал статью о покупке квартиры в Петербурге. Тема была вполне благодатной – посидев в кафе с моим давним знакомым – риэлтером экстра-класса, я довольно легко набросал текст о ПОДХОДАХ: как надо подходить к квартирному вопросу. Что осознавать, о чем и с кем договариваться, как строить отношения с риэлтерами и т.д. В полном соответствии с заглавной рубрикой "Практикум". Заказчику текст, в общем, понравился, однако, среди неизбежных замечаний и пожеланий, я услышал довольно жесткое требование снабдить статью цифрами – указаниями на то, сколько стоят квартиры в разных районах города. Мне подобное показалось нонсенсом – во-первых, в тот период цены на недвижимость росли со сказочной скоростью, и за три-четыре месяца до выхода номера из печати менялись до неузнаваемости. Во-вторых, было ясно, что никто в Питере, где распространяется приложение, не станет использовать его в качестве ценового справочника. Даже приблизительного. Если кому это и может быть интересно – то как раз москвичам. Но они-то приложение не увидят! В общем, я попробовал возразить – но тщетно. Через секретаря редакции мне передали, чтобы делал так и так, а не делал иначе.

Пришлось смириться.

Похожая по абсурдности ситуация возникла еще раз, когда для майского приложения у меня заказали статью о съеме дачи на лето. Пообщавшись с соответствующим риэлтером (иным, чем в предыдущем случае), я уяснил, что снимают дачу обычно в конце февраля – начале марта месяца. А в мае описание подходов и стратегий решения данной задачи уже никого не интересуют. Я честно сообщил об этом в редакцию – в ответ же прозвучало лишь буддическое: "ну и что?" В итоге, я так и начал свой текст – словами "собственно, вы уже опоздали".

Из сказанного легко перекинуть мостик и к основной проблеме, вставшей передо мной в работе для женского "глянца" – проблеме, в конце концов, эту мою карьеру исчерпавшей. Ныне я пишу туда, где почти не бывает картинок и часто не бывает даже бумажных страниц – однако, водятся МЫСЛИ и редакторы допускают, что отдельный читатель может не знать значения того или иного слова в моем тексте.

Дело в том, что на самом-то деле писать в глянец было практически не о чем. Огрубленный список  тем не превышает количество пальцев на руке – оттенков этих тем не на много больше, все они крутятся от номера к номеру подобно медленной карусели. Так, статьи о выборе квартиры или съеме дачи я потом встречал на страницах все того же питерского приложения еще раза по три каждую – одни были хуже, другие лучше, но все они практически совпадали по изначальной задаче и затрагиваемой проблематике. Разными же были авторы – и, воспользовавшись оказией, мне хотелось бы здесь пожелать этим людям творческой удачи…