Первоисточник

– Господин Ходорковский, после обвинений в налоговых преступлениях теперь против Вас возбуждено дело о хищении нефти. Вам понятно, как все эти обвинения стыкуются друг с другом?

Совсем не стыкуются. Я не признаю вины по первому процессу. Но какая-то логика и последовательность в обвинениях все-таки должна быть. И если вы обвиняете человека, что под его руководством компания платила недостаточно налогов, то обвинять его же, что он украл у этой же компании всю продукцию, вы не можете. Если ЮКОС платил налоги, то значит, он продавал нефть. Стало быть, нефть не может быть украдена. А именно в хищении всей (!) нефти ЮКОСа я сейчас обвиняюсь.

– Каковы обвинения против Вас?

Как я уже сказал, меня обвиняют в хищении всей добытой (и даже немного больше) ЮКОСом нефти за 1998-2003 годы, а также легализации похищенного. Совершенно очевидно, что физически похитить 350 млн. тонн нефти, причем так, чтобы компания этого совершенно не заметила и продолжала работать и приносить прибыль, невозможно. Именно поэтому никто в зале суда и за его пределами не может мне ответить на вопросы: кто и когда обнаружил недостачу нефти? из каких средств компании платила налоги, заработную плату, осуществляла инвестиции, если вся продукция была похищена? каким именно способом я мог похитить 350 млн. тонн нефти? Ответов на эти вопросы не существует в принципе, как не существует и самого факта преступления и, соответственно, моего участия в нем.

– Какое самое тяжёлое наказание могут Вам назначить?

В соответствии с уголовным кодексом России предъявленные мне обвинения в несуществующих преступления в совокупности могут «потянуть» на 22 1/5 года заключения.

– В чём, по Вашему мнению, причина возбуждения нового дела?

Я считаю, что таким образом некоторые чиновники, нажившиеся на разграблении моего имущества, стараются отсрочить момент моего выхода на свободу. Они предполагают, что по окончании всех уголовных разбирательств им придется отвечать за грабеж ЮКОСа, Фонда "Открытая Россия" [1] и других. Я говорю о не самых высокопоставленных чиновниках, но о достаточно крупных суммах похищенного. Примечательно, что эти чиновники второго-третьего эшелона власти могут принудить государство предпринимать шаги, прямо противоречащие интересам страны.

– Как Вы готовитесь к новому делу?

Несмотря на то, что обвинение очевидно вымышленное и абсурдное, я отношусь к суду с полной серьезностью. Я не хочу, чтобы хоть у кого-то оставались сомнения в моей невиновности. Поэтому к каждому заседанию, к каждому свидетелю я готовлюсь очень тщательно. Думаю, такой подход срабатывает, и у всех следящих за процессом иллюзий относительно обоснованности обвинения уже не осталось.

– У Вас остаётся надежда выйти из тюрьмы через некоторое время?

Я живой человек, не фанатик, не подвижник. У меня есть семья, друзья, интересы, увлечения. Конечно, я хочу выйти из тюрьмы и надеюсь на это. В то же время я реалист. Я понимаю, что большие усилия брошены на то, чтобы вопреки закону и здравому смыслу оставить меня за решеткой. Я надеюсь, что в какой-то момент интересы страны возобладают над меркантильными интересами средней руки бюрократов и силовиков.

– К сожалению, у журналистов сейчас нет возможности встретиться с Вами для беседы лично, поэтому приходится общаться письменно. Не могли бы Вы описать условия, в которых Вам приходится существовать в данный момент? Как строится Ваш день?

Тот факт, что я нахожусь в тюрьме и почти ежедневно участвую в судебном процессе, не позволяет моему графику быть особенно разнообразным. Подъем, завтрак, поездка в суд в железном ящике, смонтированном в микроавтобусе, по московским пробкам. С 10.30 до 18.00 заседание. Затем обратно в образцовый, но предельно строгий следственный изолятор. Ужин, немного времени на подготовку к следующему судебному дню и отбой. Некоторое разнообразие вносят дни свиданий и выходные. В бытовом плане у меня нет никаких претензий. Условия содержания – в рамках закона и не хуже, чем у многих других заключенных.

– Как изменилась Ваша жизнь со дня Вашего ареста 25 октября 2003 года?

Бессмысленно сравнивать условия жизни до и после. Конечно, жизнь в заключении отличается от свободы. Если же говорить о внутренних изменениях, то основное из них – я стал менее наивен и идеалистичен. Например, раньше мне казалось, что если я ничего не совершал, то мне ничего не грозит. Суд восстановит справедливость. Теперь я не так в этом уверен.

– В настоящий момент Европейский суд по правам человека рассматривает иск акционеров ЮКОСА к России. Насколько Вы поддерживаете обвинителей в Страсбурге?

Я не являюсь ни акционером, ни менеджером компании ЮКОС. Соответственно, я не являюсь стороной в этом деле. Для меня в этом процессе, прежде всего, интересна позиция Российской Федерации, поскольку обстоятельства иска соотносятся с предъявленными мне обвинениями. В Страсбурге Россия доказывает, что ЮКОС производил, продавал нефть. Что компания имела выручку и прибыль, платила налоги, но недостаточно. То есть в Европейском суде Российская Федерация прямо опровергает обвинение, слушающееся в то же самое время в суде Хамовническом.

– Чем, по Вашему мнению, завершится этот процесс?

Я не настолько подробно знаком со всеми обстоятельствами дела, чтобы делать прогнозы. Конечно, надеюсь на восстановление справедливости.

– Допустим, судьи в Страсбурге примут решение в пользу истцов. Верите ли Вы, что это решение инициирует в России пересмотр Ваших дел и приведёт к Вашему освобождению?

Единство судебной системы в России пока только пожелание. Если бы оно существовало в действительности, то в тот момент, когда представитель России огласил бы свою позицию, процесс в Хамовническом суде завершился бы моим полным оправданием.

– Сможет ли решение Страсбургского суда иметь политическое влияние на соблюдение законности в России?

Думаю, что решение этой проблемы лежит внутри страны. Никто не может заставить страну соблюдать законность. Понимание необходимости этого должно придти к самим россиянам. Думаю, что этот момент не за горами. Страна без закона и справедливого суда просто не может долго существовать.

– Разрешите задать Вам общий вопрос: почему в России с таким трудом строятся правовые и демократические структуры?

К сожалению, для строительства таких структур нужно время. Россия за очень короткий период проходит тот отрезок истории, на который другие страны потратили столетия. Но, думаю, Россия придет к тем же результатам, что и весь мир.

– Президент Дмитрий Медведев при любой возможности говорит пламенные речи по теме модернизации. Верите ли Вы ему?

Пока нет никаких свидетельств обратного, я исхожу из того, что это искренняя позиция Дмитрия Медведева. И думаю, что общество, элита должны помочь своему Президенту поддержкой, а не вялым созерцанием. Я со своей стороны внес лепту – мои соображения на эту тему отображены, например, в статье «Поколение М».

– Каковы, на ваш взгляд, структурные проблемы, которыми больна Россия в 21 веке?

Российская экономика и система управления застыли в середине 20 века. Индустриальность экономики и предельная централизованность управления не эффективны в современном обществе. Поэтому экономика России проигрывает конкурентную борьбу на мировой арене.

– Чем Вы займётесь, выйдя однажды на свободу?

Прежде всего, своей семьей. Дети выросли без меня, свою новорожденную внучку я даже не видел. Если же говорить о профессиональной деятельности, то меня волнуют проблемы альтернативной энергетики, современного образования. Я знаю, чем я точно не займусь по выходу на свободу. Нефтяной бизнес для меня – перевернутая страница.

– Господин Ходорковский, мы желаем Вам всего наилучшего в Вашем будущем!

[1] 26.04.2017 ГП РФ признала т.н. "нежелательной организацией" зарегистрированную в Великобритании организацию Михаила Ходорковского «Otrkytaya Rossia». 11.12.2017 Роскомнадзор без решения суда заблокировал сайт «Открытой России».