01.01.2014 | 00.00
Общественные новости Северо-Запада

Персональные инструменты

Блог А.Н.Алексеева

Академические журналы: организация науки и трансляция знания

Вы здесь: Главная / Блог А.Н.Алексеева / Колонка Андрея Алексеева / Академические журналы: организация науки и трансляция знания

Академические журналы: организация науки и трансляция знания

Автор: НИУ ВШЭ-СПб — Дата создания: 12.03.2013 — Последние изменение: 12.03.2013
Участники: ЦНСИ, А. Алексеев
15-16 марта на факультете социологии НИУ ВШЭ-Санкт-Петербург (ул. Союза Печатников, д. 16) проводится конференция "Академические журналы: организация науки и трансляция знания".

 

Концепция конференции и тезисы докладов
15-16 марта 2013.

Институт гуманитарных историко-теоретических исследований имени А. В. Полетаева НИУ ВШЭ (Москва) и Кафедра гуманитарных наук факультета социологии НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург)

Академические журналы представляют собой один из основных каналов научной коммуникации и, вместе с тем, важнейший инструмент построения рейтингов университетов, оценки деятельности научных сообществ и отдельных исследователей. В мировой науке потребность в изучении истории научной периодики и мониторинге ее нынешнего состояния породила междисциплинарное пространство, объединяющее представителей разных областей гуманитарного знания: социологии и социальной истории науки, интеллектуальной истории, media studies и т.д. Между тем, в России систематическое изучение этой проблематики еще только начинается. Цель конференции — объединить исследователей, представляющих различные дисциплины, для поиска точек соприкосновения между различными подходами к изучению функционирования системы академических журналов.

**

Т.Ю. Борисова, Е.А. Кочеткова (Центр исторических исследований, Факультет истории, НИУ ВШЭ Санкт-Петербург) Международные мероприятия в советских научных журналах в 1950-е – 1960-е гг.: опыт сравнения естественнонаучного и правового полей.

В докладе мы представим некоторые результаты, полученные в ходе работы над проектом «Знание в разделенном мире: притяжение, конфронтация, кооперация экспертных сообществ в период Холодной войны» (Центр исторических исследований, факультет истории НИУ ВШЭ СПб). Проект посвящен выявлению связей между экспертными сообществами Советского Союза и «западных» стран и сравнению  особенностей кооперации в двух разных дисциплинарных полях — естественнонаучном и правовом.

Одной из важнейших составляющих проекта является сравнение репрезентации международных мероприятий и роли в них советских ученых в научных журналах, которые регулярно публиковали статьи-отчеты. Цель нашего доклада — сравнить особенности репрезентации таких мероприятий в естественнонаучных и правовых журналах, издававшихся в СССР в 1950-е — 1960-е гг. Какой была роль научных журналов в системе коммуникации «капиталистических» и советских ученых в годы Холодной войны? Какое значение имели статьи советских авторов-участников для формирования  у  советских ученых/читателей представлений о «западном» научном сообществе  (статьи как возможность связи с «Западом»)? Как советские ученые понимали свою роль в коммуникации с «западным» научным миром? Каким образом в статьях проявлялась «идеология», и как, в целом, глобальное (Холодная война) отражалось на локальном уровне? Наконец, можно ли говорить об универсальности  науки?

Анализ научной периодики эпохи «железного занавеса» показывает вариативность в допустимой степени аполитичности науки в СССР, что ставит под сомнение многие клишированные представления о всеобъемлющем диктате политического в данный период.

**

М.Р. Демин (НИУ ВШЭ Санкт-Петербург) Немецкие философские журналы середины XIX века и дисциплинарная специализация философии.

В докладе будет проанализировано становление философской периодики в Германии XIX в., раскрыта взаимосвязь эволюции коммуникационных моделей с изменением понимания философской деятельности. Анализ немецкого интеллектуального пространства позволяет сделать вывод о том, что конец XVIII – начало XIX вв. в Германии — это время бума философских журналов. Философский журнал этого периода функционировал прежде всего как площадка для пропаганды отдельного учения, это был авторский журнал. 1810 – 1820 гг. характеризуются упадком философской периодики. Его преодоление в начале сороковых годов связано с отказом от старых коммуникационных стратегий и формированием новых моделей передачи знания. Организация в 1847 г. первого философского общегерманского конгресса, появление «Zeitschrift für Philosophie und philosophische Kritik» — первого национального дисциплинарного журнала, просуществовавшего вплоть до 1913 года, существенно изменили институциональный ландшафт дисциплины. Установка на крайне индивидуализированную позицию в поиске истины, копирующую прагматику поэтического творчества, сменилась ориентацией на профессиональное сотрудничество и коллективное взаимодействие в рамках больших исследовательских программ. В докладе будет показано, как немецкие философские журналы после 1860 становятся драйверами внутридисциплинарной дифференциации.

**

А.Н. Дмитриев (ИГИТИ НИУ ВШЭ). Сборники издательства «Образование» на фоне российской социально-научной периодики первой половины 1910-х годов.

  В центре доклада — характер инноваций в области периодических изданий социогуманитарного профиля в России начала 1910-х годов. В первую очередь будут проанализированы содержание и характер весьма популярных и авторитетных серий петербургского издательства «Образование», которые накануне Первой мировой войны сыграли в России важную роль в перестройке ключевых дисциплин в области наук о человеке. Возглавляемое Гедалием Абрамовичем Котляром, переводчиком и поклонником Эрнста Маха, издательство ставило своей целью знакомить читателя с новейшими достижениями в тогдашних науках в первоисточниках. Для этого до 1916 года было выпущено несколько десятков однотипных тематически выстроенных сборников, где новейшие переводы соседствовали с оригинальными русскоязычными публикациями — «Новые идеи в... (физике, философии, правоведении и т.д.)» — по каждой из ведущих областей знания, включая гуманитарные и социальные дисциплины. После 1923 года в условиях нэпа ряд серий, например, экономическая, были издательством продолжены.

Главными для нас будут сборники «Новые идеи в философии» (семнадцать выпусков!) и «Новые идеи в социологии» (четыре выпуска), вышедшие в 1910-е годы — как примеры стратегических начинаний в старых («гуманитарных») и новых («социальных») науках о человеке. Выбор тематики, круг зарубежных и российских авторов, редакционная политика сборников станет рассматриваться по сравнению с аналогичными периодическими изданиями и сериями предреволюционной России, и их переводческими стратегиями («Вопросы философии и психологии», издательство «Путь», международный журнал «Логос» и т.д.). Особый интерес представляет отсутствие в сериях издательство «Образования» специальных подборок по таким традиционным областям, как филология и история. Будет раскрыт вопрос о том, какие периодические органы выполняли схожую роль преимущественной презентации «новых идей» в этих областях. В частности, будут проанализированы редакционная политика и отбор публикаций в «Историческом обозрении» (под ред. Н.И. Кареева) и «Русском историческом журнале» (под ред. В.Н. Бенешевича) в 1910-е годы.

**

Р. Х. Галиуллина (Казанский юридический институт МВД России). Университетский журнал первой половины XIX века как феномен интеллектуальной и управленческой культуры (опыт изучения архивных документов).

Начало университетским журналам в России было положено Московским университетом, начавшим в 1756 г. издание «Московских ведомостей». При дефиците информационных ресурсов «Московские ведомости» служили средством коммуникации ученого сословия и публики. В России первой половины XIX века две модели университета сменили друг друга: протестантская (немецкая) модель, в соответствие с ней были образованы Московский, Казанский и Харьковский университеты; «русская» модель, в соответствие с представлениями о которой в 1835 году были реорганизованы ранее созданные университеты: Московский, Казанский и Харьковский. Предметом рассмотрения данного доклада являются университетские журналы. Сохранившиеся делопроизводственные документы архивных коллекций Министерства народного просвещения, Московского и Казанского университетов помогут реконструировать картину интеллектуальной и управленческой культуры университетских журналов.

Своеобразие университетских изданий заключалось в том, что они содержались за счет казны; а корреспонденты - ученое сословие и преподаватели округа, состояли на государевой службе. Традиция подчиненного положения российских университетских журналов прослеживалась на протяжении полувека: инициативы ученого сословия корректировались требованиями официальной власти. Университетский журнал обязывался выполнять государственный заказ – «быть полезным», что определяло издательский формат, рубрики, содержание статей и в конечном итоге – читательскую аудиторию. 

**

К.С. Губа (НОЦ PAST-центр НИ ТГУ). Социологические журналы в сравнении: почему «СОЦИС» так не похож на «AJS»?

Доклад посвящен сравнительному историческому анализу главных дисциплинарных изданий в двух национальных академических системах — «СОЦИС» и «AJS». В теоретическом плане, доклад представляет попытку следования основным элементам схемы анализа закономерностей, описывающих функционирование национальных систем социологической периодики (см. доклад М.М.Соколова).

Различие в интеллектуальном облике журналов проходит по двум  переменным:

(1)  Рубрики: дифференциация публикационного пространства внутри журнала.

«СОЦИС» — журнал характеризуется жестким публикационным пространством. За всю историю журнала можно выделить три разных эпохи в организации рубрик: трехчастное партийное деление на теорию, методологию и прикладные исследования (1974—1985); политизация публикационного пространства под воздействием задачи быть «инструментом перестройки» (1985—1993); отраслевое деление рубрик, соответствующее государственным классификациям в науке.

 «AJS» — журнал характеризуется гибким публикационным пространством, которое отражает изменения в интересах академической аудитории (пример анализа у Джеймса Муди). В таком случае удобнее отказаться от строго определенной структуры журнала в виде заранее определенных рубрик: журнал публикует несколько исследовательских статей плюс несколько рецензий.

(2)  Статьи: преобладание одной системы жанровых конвенций в отношении композиции статьи.

«СОЦИС» — разнообразны в жанровом отношении, но вариативны по качеству.

 «AJS» — кристаллизации жанровых конвенций и появление универсального шаблона статьи, а также некоторого снижения оригинальности при общем высоком качестве. 

В докладе предлагается рассмотреть воздействие двух переменных, которые участвуют в закономерностях  такого интеллектуального облика журналов:

(1)  Характер зависимости редакций от доноров, которые различаются по тому, учитывают ли они или нет размер читающей аудитории, а также ее характер: внутренняя аудитория профессионалов или внешняя аудитория образованной публики. 

(2)  Публикационная оценка продуктивности, которая учитывает или формат журнала  или аудиторию журнала. В первом случае учитываться будет любой журнал, издание которого соответствует некоторым легитимным процедурам (российский случай ваковского списка). Во втором случае учитываются дополнительные признаки, например, аудитория журнала (французская официальная классификация или неофициальная американская на «топовые» журналы).

«СОЦИС» — зависимость от организационного донора, который не учитывает число читателей. Это оказывает давление на публикационное пространство журнала с тем, чтобы оно соответствовало легитимным образцам донора (соответствие основных социологических направлений вокруг главных партийных задач в советское время и соответствие классификациям РАН с начала 90-х). В настоящий момент особое значение имеет репрезентационная логика главного дисциплинарного издания, который должен представлять все тематическое и региональное своеобразие российской социологии. Это предопределяет способы поиска и отбора рукописей. Вместе с «самоходом» распространен сетевой поиск авторов, а строгость отбора не может поддерживаться в силу указанных задач: редакция вынуждена самостоятельно дорабатывать рукописи, чтобы заполнить нужные рубрики. Риск строгого следования процедуре анонимного рецензирования здесь очевиден: у журнала были бы все шансы лишиться рукописей. Характер публикационного давления первого типа не превращает журнал в эксклюзивное место для публикации, которое вызвало бы значимое увеличение потока рукописей, из которых можно бы делать выбор в пользу высокого качества.

 «AJS» - публикации в журнале дают значимое отличие, которое учитывается при продвижении в университете. Стратегия авторов: авторы выбирают журнал в силу предоставляемых им статусных сигналов, что увеличивает спрос на публикацию в этом журнале. Стратегия редакции: журналы должны выносить решения, в которых никто со стороны не должен их упрекнуть в необоснованности представления им места в журнале, который принимает всего 3-5% всех рукописей. Отсюда следует способ поиска рукописей – «самоход», способ отбора рукописей – меритократический через анонимный механизм двойного слепого рецензирования. Этот способ поиска и отбора рукописей становится успешным во многом в силу достаточного потока рукописей.

Идеология строгой меритократии затрудняет следование строгой тематической дифференциации журнала на определенные рубрики, так как их поддержание зачастую требует специальных сетевых усилий редакции. Гибкость публикационного пространства тогда задается гибкостью тематических предпочтений авторов, то есть тематический профиль будет следовать за вкусами аудитории-авторов.

Издержки: изоморфизм содержания статей в ущерб оригинальности. Анонимные рецензенты, действуя от имени дисциплины, выбирают более надежные статьи, в которых очевидны исследовательские результаты, чем рукописи, более оригинальные по содержанию или стилистике. 

**

О. И. Кирчик (ИГИТИ НИУ ВШЭ). Советская и российская научная периодика в Web of science: эффекты языка и страны издания публикаций на их международную “заметность”. 

В докладе рассматриваются проблемы, связанные с присутствием российской науки в международном пространстве научной коммуникации, на материале научной периодики, индексируемой в базе данных Web of Science. Анализ динамики числа публикаций и их цитируемости охватывает период с середины 1970-х по конец 2000-х годов. В советскую эпоху русский язык удерживал второе место сразу вслед за английским по численности публикаций, индексируемых в Web of Science. Советское правительство делало ставку на продвижение русского языка как языка научной коммуникации, и перевод советских публикаций на английский язык осуществлялся в основном усилиями западных научных издательств при поддержке правительственного финансирования. С прекращением существования СССР ситуация изменилась радикальным образом. Подобно другим «догоняющим» странам, Россия была вынуждена «интернационализировать» свою науку, что предполагает прежде всего переход на английский язык в качестве основного средства научной коммуникации.

Но в какой степени переход на английский язык улучшает «импакт» исследований (если принять за меру научного влияния число ссылок, получаемых научными статьями в индексируемых изданиях)? В этом отношении случай России представляет особый интерес по причине наличия различных комбинаций языка и страны изданий, в которых появляются публикации российских авторов: российские журналы на русском языке, переводные журналы, зарубежные журналы на английском языке и зарубежные журналы на русском языке. Это позволяет протестировать влияние языка и страны публикации на международную заметность научных статей, а также проанализировать, на кого ссылаются, в свою очередь, российские авторы, публикующие статьи в изданиях разного типа.

Полученные результаты позволяют сделать вывод о несимметричном характере глобализации научной журнальной коммуникации, в которой преимущество сохраняют авторы из англоязычных стран, при том что авторы из «периферийных» регионов переориентируют свои научные связи с региональных партнеров на ученых из ведущих западных (в первую очередь, англоязычных) стран. В заключение доклада будут сформулированы рекомендации относительно успешных стратегий «интернационализации» российской научной продукции.

 **

А.В. Куприянов (НИУ ВШЭ Санкт-Петербург).Что исследование журналов может дать историку «большой» науки: наукометрия Лысенковщины и общие особенности  функционирования системы Советской научной периодики.

Задача историка, занимающегося Российской и Советской наукой XX века, значительно осложняется многофигурностью композиции. Если в XVIII веке всех ученых России можно было без труда пересчитать по пальцам, то уже к Революции ученое сословие разрослось до нескольких тысяч человек, а в тридцатые годы XX века счет шел уже на десятки тысяч. Вместе с тем, историографические стратегии остаются прежними. Одно из самых масштабных и трагических противостояний в истории мировой науки, получившее известность благодаря одиозной фигуре Лысенко, лидера одной из многих партий, вовлеченных в конфликт, до сих пор изображается как поединок нескольких крупных ученых — растениеводов, генетиков, эволюционистов с Лысенко и его ближайшим окружением. В результате, всем тем тысячам крестьян, сельхоз- и научных работников, вузовских преподавателей, которые были вовлечены в противостояние, остается лишь роль хора за кулисами. Одна из попыток вывести их из тени — проект, реализуемый силами автора и студентов НИУ ВШЭ СПб, работающих под его руководством.

      Доклад подводит промежуточные итоги исследований последних лет и намечает перспективы для дальнейшей работы. Не претендуя на полноту охвата проблемы, мы попытаемся показать, что может дать для понимания динамики противостояния наукометрический анализ советской сельскохозяйственной и биологической периодики 1930-х — 1960-х гг. Созданная за последние несколько лет система баз данных по советским научным журналам позволяет не только добавить важное новое аналитическое измерение в изучение феномена лысенковщины, но и выйти далеко за рамки этого конфликта для рассмотрения некоторых аспектов функционирования системы Советских научных журналов в целом.

**

Я.С. Левченко  (отделение культурологии факультета философии НИУ ВШЭ). «Труды по знаковым системам» как провинциальный курорт

В первой половине 1990-х гг. москвичи произносили «московско-тартуская семиотическая школа», тогда как обитатели Тарту предпочитали говорить о «тартуско-московской семиотической школе». Даже такая мелочь обнаруживала вопрос приоритета, остроактуальный для инсайдеров и последователей советской семиотики и притупившийся лишь в последние годы по причине архивации предмета разногласий и резкому прекращению контактов Тарту и Москвы в некогда актуальной плоскости. Открытие в 1993 году отдельной кафедры семиотики чисто хронологически совпало со смертью Ю.М. Лотмана, и новая научно-административная единица взяла курс на международные тренды. С Москвой продолжали тесно общаться литературоведы-русисты, относившиеся к семиотическому проекту с некоторым скепсисом. В 1996 году знаменитая серия «Трудов по знаковым системам» возобновляется на английском языке и с практически полностью обновленным составом авторов. И уже в 1997 году Татьяна Николаева в своем введении к сборнику работ «московского семиотического круга» решительно сводит роль Тарту к представлению площадки для публикации статей полуопальных московских ученых. Пути разошлись, остался миф и различные примеры его дезавуирования.

Представляется, что, вне зависимости от топонимической идентификации, советская гуманитарная наука, провозгласившая курс на междисциплинарные исследования, по возможности свободные от идеологических обязательств перед государством и ориентированные на семиотическую методологию, могут быть названы «инакомыслящей» или диссидентской семиотикой. У этой семиотики, зачастую весьма условно использующей соответственный научный инструментарий, на протяжении чуть более четверти века существовал свой журнал, что было не вполне типично в условиях центростремительной модели управления знанием в СССР. Как отмечали его основатели, в начале 1960-х годов удалось использовать актуальный кибернетический тренд, в котором советское руководство усмотрело стратегические возможности. В 1961 году в столице вышел первый том серии под редакцией Акселя Берга и весьма красноречивым названием «Кибернетику – на службу коммунизму» (изд. до 1980). Этот растянувшийся на 20 лет официальный отчет ученых перед родиной преображал и подогревал идеи руководства. В Тарту по причине исторических предпосылок и удачных обстоятельств удалось выбить гриф на отдельные ученые записки, получившие эзотерическое название «Труды по знаковым системам» (ТЗС). Выходившие под редакцией Ю. М. Лотмана с 1964 по 1992 годы, они были следствием грамотно использованной конъюнктуры и последующей обороны отвоеванного плацдарма. Военная фразеология была любима Лотманом – бывшим фронтовиком, знатоком дуэльного кодекса пушкинской поры и батальных контекстов «Войны и мира».

Упомянутые диа- и синхронные обстоятельства тартуского «семиотического феномена» (Борис Гаспаров) сводились к  трем преимуществам: традиции старого университета, культурному билингвизму и своего рода двойному провинциализму. Последний означал, что, с одной стороны, Тарту был далек от магистральных путей советской науки по причине своей локализации в национальной республике с ее культурными особенностями и близостью Западу. С другой стороны, это было достаточно близко, чтобы через 6 часов оказаться в Ленинграде, а через 10 – в Москве, пользоваться обширными русскими библиотеками и держать руку на пульсе столичной академической жизни. Благодаря «прогрессивному» ректору эпохи оттепели Федору Клементу в заштатном по союзным меркам университете после смерти Сталина начали появляться новые серии ученых записок. Клемент был не только администратором, но и влиятельным физиком со связями на уровне президиума АН СССР. Питать слабость к «лирикам» входило в имплицитный моральный кодекс «физика»-шестидесятника, и Клемент как либерал в контексте предыдущего поколения, предвосхитил эту позицию. В итоге Лотман через своего ученика Игоря Чернова предложил своим российским коллегам сотрудничество с представлением комфортабельной спортивной базы для проведения конференций и определенного листажа ученых записок, а москвичи (далее ереванцы, ленинградцы, рижане, новосибирцы и т. д.)  с благодарностью создали Тарту репутацию центра семиотических исследований. Другими словами, ре-сигнификация стала платой за пребывание на курорте – в лиминальной зоне, где ослабевали правила советского истеблишмента и раскрывались индивидуальности, где, если верить многочисленным гостям Тарту 1960-80-х годов, происходило «интеллектуальное освобождение».

История так наз. «классических» ТЗС (читатели называли их «семиотиками», инсайдеры поздних поколений – «значками») делится на 3 периода – до начала 1070-х, до начала 1980-х и до начала 1990-х. Первый часто называют «Sturm und Drang» советского структурализма (Энн Шукман, Михаэль Фляйшер, Борис Гаспаров), в ходе которого происходил перевод гуманитарных исследований на универсальный язык структурной лингвистики. Целью было продемонстрировать искомый постулированный универсализм. Герметичность метода только подчеркивалась закрытым характером «летних школ» по «вторичным моделирующим системам» (яркий пример Эзопова языка, окончательно запутывающего начальство), которые во множестве мемуаров, изданных после распада СССР, именовались открытыми и свободными. То есть снаружи школы были полностью закрыты для проникновения «лишних» людей – как «стукачей», так и просто одиночек, далеких от кружковых объединений и вызывающих типичные для той эпохи подозрения.  Второй период может быть охарактеризован как период «нормальной науки» в классических терминах Томаса Куна. С одной стороны, утопия построения всеобщего языка описания уступила место тематической специализации. Это совпало с экономически обусловленным сокращением листажа ученых записок в 1975 году, в результате чего, начиная с 10-го тома ТЗС (1978) сборники начали выходить в 3 раза тоньше, чем раньше. С другой стороны, 1970-е, часто именуемые оценочным термином «застой», характеризовались заметным сокращением академических свобод и подавлением «альтернативной» гуманитарной науки в силу слабой управляемости ее представителей, их близости правозащитному движению и прочим деструктивным, с государственной точки зрения, практикам. Наконец, третий период характеризуется обособлением методов. В то же время, его можно рассматривать и в контексте продуктивной диверсификации семиотики, потенциально приводящей к новой универсалистской экспансии на новом витке. Семиотика культуры (Юрий Лотман) и семиотика символа (Елена Григорьева), семиотика поэтического текста (Александр Жолковский) и семиотика раннего кино (Юрий Цивьян) могли соседствовать с семиотикой водопада (Михаил Ямпольский) или телефона (Роман Тименчик). Знаковыми отнюдь не только в каламбурном значении стали для тартуской серии 1980-х исследования микроуровня текстов культуры, мотивный анализ, культурная история понятий, бегущая единой и неделимой методологии, что совпадает с концом большого нарратива под названием СССР. В этом можно видеть распад методологии (Карл Аймермахер), а можно – подтверждение того, что семиотические термины и подходы превратились в ментальную карту исследователей нового поколения, осваивающих мир на языке, который их предшественники разрабатывали с чистого листа. Однако этот потенциал сначала не получил развития, а позднее был реализован уже на новом международном языке, холодную войну с которым проиграл язык советской империи…

**

В.В. Писляков, Е.Н. Шукшина (Библиотека НИУ ВШЭ). Издания, публикующие шедевры: в каких журналах выходят высокоцитируемые статьи российских авторов?

      Один из подходов, используемых в библиометрии, строится не на изучении средних показателей автора/лаборатории/организации/государства, а на выделении наиболее значимых публикаций, к которым далее применяются методы статистической библиографии. Такой подход, ввиду неполной представленности российской научной периодики в зарубежных базах данных цитирования, более корректно отражает состояние отечественной науки и может считаться приоритетным по отношению к исследованиям всего массива публикаций.

         В настоящей работе «наиболее значимыми» публикациями, «шедеврами» считаются высокоцитируемые статьи (highly cited papers) в определении базы данных Essential Science Indicators компании Thomson Reuters: 1% статей, получивших наибольшее число ссылок, с поправкой на год выхода и научную область, к которой они относятся. Определенная таким способом высокоцитируемость не связана напрямую с библиометрическими показателями журналов, в которых выходят рассматриваемые статьи. Высокоцитируемой может стать как статья в журнале с большим импакт-фактором, так и опубликованная  в «середняке» или даже аутсайдере.

        Мы ставим себе целью изучение распределения по журналам высокоцитируемых статей отечественных ученых. Даются ответы на вопросы:

— в каких международных журналах публикуется больше всего российских высокоцитируемых статей?

— какие научные издательства чаще всего печатают отечественные высокоцитируемые работы?

— зависит ли вероятность российской статьи стать высокоцитируемой от того, в каком журнале она опубликована? всегда ли это коррелирует с импакт-фактором издания?

— высокоцитируемая статья с участием российского ученого: какова средняя величина ее авторского коллектива? зависит ли относительный вклад наших авторов от журнала, где вышла работа?

— встречаются ли «шедевры мирового уровня» в отечественных научных изданиях?

 **

Н.Д. Потапова (ЕУ СПб). Журналы в структуре производства знания: публикация и институциональная среда.
В своем докладе я планирую на материале нескольких примеров затронуть проблему взаимодействия институциональных полей в академическом мире. Один из вопросов: как авторы и институты, с которыми они связаны, используют практики публикации в журналах для саморепрезентации и самоидентификации. В фокусе внимания будет не университет, а журнал и те импульсы, которые он производит, силы, которые он аккумулирует, и дискурсивное воздействие, которое он оказывает. Я планирую сравнить национальные академические культуры, в каждом случае меня будут интересовать два способа организации знания, которые предлагают современные исторические журналы. Для анализа выбраны издания Британии и России. Я планирую рассмотреть журналы, претендующие на «представительство» профессионалов в национальном масштабе («English historical review» и «Вопросы истории»), и издания, претендующие на активную роль в производстве знания и дискурсивное противостояние «официальному» мейнстриму (в качестве примеров выбраны британский “History Workshop Journal” и российский “Laboratorium”). Выбор последнего случая оправдан состоянием российского поля, в котором сегодня отсутствуют поддерживающие связь с дисциплиной и одновременно претендующие на ее реформирование издания.
Меня будут интересовать несколько моментов:
     институциональные сети:

·    С какими институциональными полями оказывается связан журнал через своих авторов. В каких изданиях и издательствах авторы публиковали свои работы в последнее время. Как это соотносится с тем, в каких изданиях и издательствах публикуют свои работы ближайшие коллеги авторов по университетам и исследовательским центрам, которые они представляют.

 ·    С какими институциональными полями оказывается виртуально связан журнал через жесты цитирования (какие журналы и книги каких издательств цитируют авторы; в каких изданиях и издательствах цитируются опубликованные журналом статьи).

интеллектуальные сети:

·    сравнить, как авторы формулируют свои научные интересы для журнала, с тем, как они представлены на сайте своего университета или исследовательского центра и по возможности с саморепрезентациями в других изданиях. Задача определить поддерживаемое журналами «брендовое пространство» и по возможности роль журнала в конструировании направлений.

·    дискурсивная плотность журнала, используемые авторами для формулирования проблемы и анализа материала инструментальные понятия и теории, которые они коннотируют, а также характер жанровой структуры статей. По возможности я планирую сравнить публикации в данном журнале с другими близкими по времени текстами, опубликованными авторами в других изданиях. Задача – проверить характер дискурсивного воздействия журнала, определить допустимые и легитимные в каждом случае языковые коды, маркирующие принадлежность к сообществам в поле профессионального знания.

В работе не используются интервью или «инсайдерская» информация. Анализ институциональных связей построен на материалах, открыто опубликованных в журнале или размещенных на сайтах университетов и исследовательских центров, которые авторы представляют. Речь идет о роли журнала в репрезентации интеллектуального пространства участниками процесса, о том порядке, который они осознанно пытаются поддерживать. Эти данные будут сопоставлены с результатами дискурсивного анализа, показывающего - какие интеллектуальные процедуры они практикуют.

Цель исследования проблематизировать особенности национальных структур и еще раз проверить гипотезу: «Among scholars, genre can be a statement of identity. What we write and where we publish may be taken as signals of who we are and how we think. In some branches of the academy, entire disciplines are associated with a single genre»1, еще раз затронуть проблему интерпретации прагматики современной журнальной коммуникации. Что это: передача команд, обмен опытом и эмоциями, конструирование и поддержание единства, перестройка структур академического .мира, прорыв свободы или сигнал о тотальной несправедливости и несвободе существующих структур.

**

М.М. Соколов (ЕУ СПб). Системы социологической периодики в сравнении: Попытка построения теории

В докладе будет сделана попытка вывести несколько общих закономерностей, описывающие функционирование национальных систем социологической периодики, используя примеры Великобритании, Германии, России, США и Франции. Основными характеристиками системы, которые используются как зависимые переменные, являются (а) иерархичность, оцениваемая по распределению аудиторий журналов; (б) дифференцированность - разнообразие ниш, которые журналы занимают, и особенности этих ниш (тематические, теоретико-методологические, политические, территориальные и т.д.); (в) формат организации выпусков (преобладание тематических или однообразно-политематических); (г) жанровый изоморфизм статей 

Основными независимыми переменными являются (а) зависимость редакции от размера аудитории журнала (присутствует, если журнал издается коммерческим издательством, или  зависит от доноров, использующих какие-то оценки размера этой аудитории, отсутствует, если донор ориентируется на легитимность формата издания), а также характеристик этой аудитории; (б)публикационное давление на авторов и/или академические организации, принуждающие тех печататься. Предполагается рассмотреть следующие гипотезы.

(1) Чем сильнее зависимость финансирования издания от размера аудитории (или за счет коммерческого финансирования, или в силу финансирования донором, чувствительным к численности читателей), тем точнее соответствие нишевой специализации и естественных границ между группами аудитории (ритуальная классификация ДиМаджио) в силу конкуренции изданий за читателя.

(2) При этом, чем сильнее зависимость от коммерческого книгоиздания, ориентированного на массовую аудиторию, тем (а) слабее влияние легитимной внутридисциплинарной классификации, (б) более сглажена иерархия распределения аудитории между журналами и (в) тем сильнее преобладание тематических номеров в монографическом формате (напр. Франция, “французская” периодика в России).

(3) Чем сильнее зависимость от коммерческого книгоиздания, ориентированного на профессиональную аудиторию, или финансирования, основанного на числе читателей-профессионалов (напр., оцениваемых по цитированию), тем (а) сильнее влияние легитимной внутридисциплинарной классификации на дифференциацию; (б) более выражена иерархия за счет существования “главного” журнала (во всяком случае, для “зонтичных” наук); (в) преобладает “журнальный” формат (напр. американская дисциплинарная периодика).

(4) Чем сильнее зависимость от академических или организационных доноров, не реагирующих на число читателей, тем слабее ритуальный аспект классификации, и тем сильнее соответствие внешним легитимным образцам, не совпадающим с естественной классификацией; наиболее вероятной моделью тут является тематически неспецифичный “главный журнал”.

(5) Чем сильнее внешнее публикационное давление на автора, тем (а) больше производимых статей и ЕСЛИ учитывается вероятная аудитория, тем (б) сильнее конкуренция за попадание на страницы читаемого журнала; (в) сильнее изоморфизм в структурах статей; (г) иерархична структура журналов.

(6) Чем сильнее публикационное давление на организацию ЕСЛИ при этом учитывается формат журнала, но не вероятная аудитория (или сильно публикационное давление на авторов, а структура принятия решений в организации относительно демократична), возникает организационное донорство. Организационное донорство порождает неиерархическую (ЕСЛИ нет иерархии организаций) и недифференцированную систему (напр. Россия).

(7) Чем (а) сильнее публикационное давление на индивидов; (б) выраженнее коммерческое финансирование, или финансирование, жестко привязанное к размеру аудитории, тем сильнее преобладание спроса на публикационное пространством над его предложением.

(8) Чем сильнее преобладание спроса над предложением, тем сильнее конкуренция за попадание на страницы журнала. ЕСЛИ при этом финансирование привязано к дисциплинарной аудитории, вероятно развитие анонимного механизма селекции рукописей, который, кроме того, превращается в статусный сигнал. ЕСЛИ финансирование привязано к размеру массовой аудитории, то логика редакторской работы приближается к описанной в книгоиздании (Пауэлл ).

В теоретическом плане доклад будет опираться на институциональный нео-структурализм Эббота и ДиМаджио. Эмпирические данные были собраны в ходе проекта «Системы статусного символизма в науки: Сравнительный анализ и оценка эффективности» (2010-2011 года). Мои благодарности коллегам по нему.

**

Б.Е. Степанов (ИГИТИ). Советский исторический журнал как культурная форма.

1.                  Обсуждение обобщенного образа советского исторического журнала, материалом для которого станут наблюдения над эволюцией советской исторической периодики в 1950-е - 1990-е годы, важно в двух отношениях. С одной стороны, оно предполагает корректировку бытующего как в западной (напр. М.Стиг), так и в отечественной (напр., Л.А.Сидорова) литературе подхода к советской исторической периодике, связанного с анализом ее исключительно с точки зрения политической ангажированности и партийной цензуры. С другой стороны, оно позволяет зафиксировать то, что можно рассматривать как советское наследие в рамках постсоветской системы исторической периодики. При этом, разумеется, необходимо учитывать то, что и процесс становления системы советской исторической периодики, и процесс ее трансформации в постсоветский период по-разному шли в разных субдисциплинарных секторах.

2.                  Использование термина «система» применительно к этому периоду дополнительно обосновано тем, что именно в 1950-е 1960-е годы формируется устойчивая, изоморфная структуре и функциям Академии наук конфигурация периодических изданий, обслуживающих соответствующие исторические субдисциплины и институты, а также система научного мониторинга, обеспечивающая связность академического пространства СССР и определенным образом организующая коммуникацию с зарубежной наукой. Эта конфигурация, которая характеризовалась как количественным дефицитом изданий по сравнению с другими странами, так и дефицитом качественным (симптомом чего может быть, например, отсутствие популярного журнала по истории), несмотря на все произошедшие после распада СССР изменения, продолжает структурировать пространство исторической дисциплины. В перспективе междисциплинарного сравнения интересно сопоставить количественные параметры, отражающие соотношение журналов с другими типами периодических изданий (альманахами, бюллетенями) в истории и других дисциплинах.

3.                  Развитие системы исторической периодики в 1990-е годы было связано с изменением характера легитимации функционирования изданий (в частности, с попытками рассматривать издания не только с точки зрения пропагандистской, но и экономической эффективность, а, следовательно, добиться востребованности этих изданий широкой читательской аудиторией), с изменениями в системе научного и культурного авторитета (тематическая и научная специализация в форме универсализации и расширении идеологических рамок, изменение представлений о публичной функции исторического знания и ученого-историка и т.д.). Эти изменения сказались в формах структурирования времени (привязка к событиям в жизни партии и юбилейным коммеморациям), изменениям в характере присутствия на страницах изданий различных фигур (идеолога, исследователя, публикатора, преподавателя, публициста, краеведа и т.п.), наконец, в жанровой структуре (в частности, в кристаллизации различных типов документальных публикаций), рубрикации и оформлении изданий. В то время как система мониторинга научного пространства довольно быстро утратила свою стройность и всеохватность в постсоветский период, некоторые элементы рубрикации и жанровой структуры (таким, например, как рубрика «Факты-события-люди» или жанр биографического очерка) продолжали воспроизводиться в постсоветских изданиях. 

**

А.В. Свешников (ОмГУ). Коллективное авторство или редакционная работа? Исторический сборник «Память» и форматы научного периодического издания. 

Советская историческая наука была сложным историческим феноменом выполнявшим, с одной стороны, эвристическую функцию, то есть конструировала определенную значимую для общества модель прошлого, а с другой стороны, функцию идеологическую, т.е. заставляла эту модель работать на поддержание официальной советской идеологии и обосновывать легитимность советского политического режима. Именно в этом качестве историческая наука и поддерживалась государством. Важнейшим элементом этой системы организации науки были научные периодические издания. Система оказалась динамичной, но в тоже время достаточно устойчивой.

На настоящий момент сложился определенный корпус работ, посвященных изучению как структуры советской исторической науки, так и профессиональной исторической периодике как ее элементу. Мы же попытаемся рассмотреть достаточно любопытный казус периодического исторического издания, создаваемого в СССР, но не входившего в систему «советской науки». Это позволит, с одной стороны, реконструировать некий образ советской исторической периодике, сложившийся и функционировавший в синхронной, но иной среде, а с другой выявить элементы критики системы советской исторической периодики определенными реципиентными кругами.

Объектом нашего исследования служит достаточно известный советский диссидентский (самиздатовско-тамиздатовский) исторический сборник «Память», пять выпусков которого было подготовлено в период с 1976 по 1982 годы. Специфика этого издания заключается в том, что. в отличие от всех других диссидентский изданий, он тематический и стилистический конструировался как научное историческое издание. В связи с этим мы и попытаемся понять, почему авторы, не являясь по своей профессии и образованию историками и решая преимущественно политический цели, выбрали именно такой формат и стратегию. В какой степени на них повлияли «официальные» исторические журналы, задающие некий конвенциальный стандарт подобного рода изданий? И что они вообще понимали под «исторической наукой» и «научностью»? Каким образам и по каким принципам они пытались выстроить стратегию «альтернативной коммуникации», в том числе и с официальной исторической наукой.

Основными источниками для нас в данном случае послужат материалы самого сборника«Память», статьи и воспоминания авторов круга «Памяти», частично не опубликованные и хранящиеся в архиве Института Восточно-Европейских исследований Бременского университета, а так же проведенные в 2013 году наше интервью с ними.

Первый выпуск «Памяти» был подготовлен в 1976 году. Инициатором этого проекта был Арсений Рогинский, который привлек к работе Александра Даниэля, Феликса Перчёнка, Александра Добкина, Сергея Дедюлина, Дмитрия Зубарева, Алексея Коротаева.

Этот выпуск задавал ставший потом стандартным общий формат (научные статьи, публикации источников с большими комментариями, рецензии, именной указатель) и тематику. В анонимном редакторском предисловии, написанном А. Даниэлем при участии А. Рогинского, С. Дедюлина и известного московского историка М. Гефтера излагалась общая программа издания: «…главные наши исторические тайны — особого рода. В эти тайны посвящены миллионы людей… Первоочередной своей задачей редакция ставит сбор исторических свидетельств и последующую публикацию их… Редакция считает своим долгом спасать от забвения все обреченные на гибель, на исчезновение исторические факты и имена, и прежде всего имена погибших, затравленных, оклеветанных, а также имена тех, кто казнил, шельмовал, доносил».

Всего за пять лет было подготовлено пять томов альманаха объемом около 800 страниц каждый. Альманахи распечатывались на печатной машинке, распространяясь среди небольшого круга личных знакомых, и переправлялись на Запад, где печатались типографским способом.  Сборник преимущественно включал в себя статьи,  посвященные советской истории ХХ века.  При том, что сборник, согласно традиционной типологии диссидентского движения, явно был ориентирован на западническую либерально-правоохранительную традицию, данная политическая идеология очевидно не доминировала во включенных в него материалах. Скорее сборник, если попытаться реконструировать некий идеологический мессэдж был ориентирован на объективизм и «идеологию профессионализма» (Н.Е. Копосов). Очевидно, что большинство опубликованных материалов, как источников, так и исследовательских текстов не могли появиться в «официальных» советских изданиях по идеологическим причинам, но сами правила и нормы публикации явно ориентированы на стандарты, задаваемые этими изданиями. Декларативно, составители сборника выступали против пресловутого «принципа партийности» исторической науки, но, ориентируясь на некий «эрудитский» идеал науки, с неизбежностью приходилось обращаться к методике исследовательской и редакторской работы, транслируемой «официальными» историческими журналами.

 

 

относится к:
comments powered by Disqus