Пять лет спустя по «горбачёвской амнистии» я вернулся домой. Атмосфера в «перестроечном» Ленинграде была совсем не такой, как в мрачном 1982-м. Вышли из подполья самиздатские журналы, множились общественно-политические организации, проводившие демонстрации и митинги.

14 июня 1988 года в Юсуповском саду прошёл первый в нашем городе митинг, посвящённый памяти жертв политических репрессий. В тот же день митинги, на которых вспоминали жертв сталинских депортаций, проходили во многих городах Прибалтики, в том числе в Риге, Таллинне, Лиепае.

В глубине сада располагалась сцена, до наших дней не сохранившаяся. Чтобы добраться до неё, нужно было обойти большую грязную лужу. На сцене установили микрофон и звуковую аппаратуру. Тут же телевизионщики готовились снимать митинг для популярной в ту пору передачи «Пятое колесо».

У микрофона дежурили Елена Зелинская, редактор самиздатского журнала «Меркурий», и Михаил Талалай из Совета по экологии культуры. С Талалаем я познакомился незадолго до митинга. Он тогда сотрудничал с ленинградским радио и получил задание сделать передачу о пятерых жителях города, судьбы которых «перестройка» изменила в лучшую сторону. Это был как раз мой случай. Я дал ему интервью, в котором о КГБ, политических репрессиях, КПСС и коммунизме высказал всё, что думаю. Накануне выхода передачи в эфир Талалай позвонил мне и сказал, что редакция решила сократить количество участников передачи до четырёх. Нетрудно догадаться, кого выкинули.

Погода в день митинга была пасмурная, временами начинал накрапывать дождь, и собравшиеся раскрывали зонтики. На сцену поднимались узники сталинского ГУЛАГа. Их имён, к сожалению, я не запомнил. Выступали литераторы, знакомые мне по Клубу-81 и самиздату: Виктор Кривулин, Нина Катерли и другие. Некоторые ораторы говорили о создании общества «Мемориал», призванного сохранить память о репрессиях.

Передо мной выступил историк Дмитрий Мачинский. Он сказал, что нужно установить памятник жертвам репрессий, но этот памятник не должен походить на традиционные советские монументы, у которых в почётном карауле стоят пионеры и отдают салют.

Наступила моя очередь. Сначала я говорил о сталинском терроре, о статье 58-10 УК (Пропаганда или агитация, содержащая призывы к свержению, подрыву, или ослаблению Советской власти). Напомнил, что по этой статье посадили Солженицына, ставшего Нобелевским лауреатом, и что его книги в СССР остаются под запретом. От сталинских репрессий перешёл к современным. Сказал, что статья 58-10 преобразовалась в 70-ю статью (Антисоветская агитация и пропаганда), по которой арестовывали в 1960-80-е годы. В 1988-м эта статья ещё действовала. Рассказал о политзаключённых, погибших в тюрьмах и лагерях в канун и во время «перестройки». Назвал имена погибших в самые последние годы – Юрия Литвина, Анатолия Марченко, Валерия Марченко, Ишхана Мкртчяна, Марка Морозова, Василя Стуса, Олексы Тихого, Михаила Фурасова.

Участники митинга внимательно слушали – информация из политлагерей просачивалась на «волю» с трудом, а тогдашние партийно-государственные СМИ о гибели политзаключённых ничего не сообщали. Когда я спустился со сцены, то сразу попал в окружение знакомых и незнакомых людей, и со всеми надо было поговорить, ответить на вопросы. В результате большую часть выступлений я пропустил мимо ушей.

После окончания митинга ко мне подошёл Венус, активист «Мемориала», и пригласил выступить перед сотрудниками института, в котором он работал. Мне пришлось отказаться, так как уже через несколько часов нужно было ехать во Псков. Я дал ему номер телефона Ростислава Евдокимова и предложил позвать его.

14 июня 1982-го, сидя в тюремной камере, я не знал, что ровно через шесть лет буду открыто на массовом митинге говорить о преступлениях ВЧК/КГБ. Я не сомневался, что время, когда такое станет возможным, непременно наступит, но не думал, что так скоро. Мои следователи, судья и прокурор были уверены в незыблемости коммунистических порядков и тоже не знали, что перемены уже близки. А если бы знали?

2019