ПОЧЕМУ РОССИЯНАМИ ТАК ЛЕГКО МАНИПУЛИРОВАТЬ

О жестоком выборе и войне идентичностей

 В своей статье месячной давности о поколении тридцатилетних я писала о своих ровесниках: «Мы – поколение, у которого под ногами развели мосты: мир и Родину по одну сторону, а свободу и человека – по другую. И мы в любом случае получались предателями, потому что приходилось предавать либо принципы, на которых мы росли, либо людей, которые нам были дороги… Это действительно был подлый и для всех нормальных стран дикий и ненужный выбор – между двумя гуманистическими ценностями, между миром и свободой».

На днях похожие мысли появились и у известного поэта и публициста Дмитрия Быкова. «Можно расколоть любое общество, предложив ему выбор между взаимообусловленными, несуществующими по отдельности вещами. Например, между свободой и порядком, трудом физическим и умственным, деревней и городом… Все сегодняшние дихотомии — ложные, а ложность раскола на западников и славянофилов заметил еще Гоголь», – отмечает он.

Действительно, успешно создавая на протяжении нескольких лет образы врага и развивая радикальные движения, основной деятельностью которых является травля людей, власти добились предельной радикализации и раскола общества. Но еще одним существенным последствием такой политики, стал, на мой взгляд, раскол не только между людьми, но и в душе самого человека. Дело в том, что Кремль противопоставил друг другу не только отдельные ценности или социальные группы – он противопоставил друг другу идентичности, которые вполне могут сочетаться в одном человеке.

Наиболее яркий пример такого рода противопоставления можно привести в связи с известным делом «Pussy Riot», в результате которого кремлевская пропаганда очень четко провела мысль: православный человек отныне не может иметь отношения к протестному движению, поскольку «белоленточные» протесты по сути своей «антицерковны». Стоит сказать, что на первых порах эта кампания проводилась весьма успешно – до вынесения поразившего всех своей жестокостью приговора в отношении Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной, часть либеральных церковных активистов действительно отстранились от участия в протестных митингах, решив, что «Церковь дороже».

Стоит ли говорить, что на самом деле противоречие между христианством и либеральной идеей более чем искусственно, поскольку в самой основе христианства лежим свобода, и даже Бог не может спасти человека без его собственного на то желания. Более того, насаждаемый российскими властями тоталитаризм и культ личности Путина с точки зрения христианской догматики не что иное, как идолопоклонство. Однако учитывая, что из тех, кто называет себя православными в России, суть вероучения знают от силы 4% верующих, насаждаемая Кремлем подмена вполне удалась.

Выбор между миром и уважением человека, между верой и идеалами, между Родиной и свободой, между принадлежностью к церковной общине или к правозащитному движению, к той или иной этнической группе или к «русскому миру» сродни подлому и абсолютно некорректному выбору, перед которым иногда ставят детей: «Кого ты больше любишь – маму или папу?». Это вопрос, который категорически нельзя задавать просто потому, что сама ситуация выбора между двумя родителями для ребенка не здорова, неправильна, более того, в нормальной семье такой выбор становится абсолютно излишним. Ребенок вырастает здоровой, гармоничной личностью, когда любит одинаково отца и мать – каждого по-своему, со своими нюансами, но при этом одинаково сильно.

Когда современные охранители наперебой твердят о том, что до недавнего времени в России не было никаких репрессий, никого не арестовывали за выражение своих взглядов, а потому нельзя говорить о том, что в России не было свободы, они, мягко говоря, лукавят. Да, до аннексии Крыма внешней свободы в стране действительно было больше, и диссиденты могли относительно безопасно высказывать свои взгляды (с определенными исключениями, конечно), но при этом в России планомерно и давно уничтожалась самая главная, внутренняя свобода – свобода самоидентификации.

Казалось бы, каждый мог отнести себя к той социальной группе, к которой хотел, но главная ловушка заключалась в том, что свобода – это не только свобода выбора идентификации, но и возможность более или менее произвольного их сочетания. Понятно, что абсолютно произвольного сочетания здесь быть не может, и даже в США один и тот же человек не может быть, допустим, сторонником однополых браков и одновременно их противником, а убежденный республиканец никогда не будет ассоциировать себя с демократами. Однако, во-первых, подобные противоречия здесь не носят фатального характера и не становятся основой для вражды, а во-вторых, самих противоречий здесь гораздо меньше.

Это – одна из причин, почему российские власти так боятся свободы. Человек, живущий в свободном обществе, непредсказуем в своем выборе, а потому им очень трудно манипулировать. Условно говоря, ребенок, родившийся в семье потомственных республиканцев, может в течение жизни стать убежденным демократом, и при этом быть верующим христианином и евреем по происхождению. При этом ни одна из его самоидентификаций не входит в противоречие с остальными: человек просто последовательно выбирает политические взгляды, религию и прочие элементы самоопределения. Каким будет это сочетание в каждом конкретном случае, в свободном обществе предсказать невозможно – но именно такое сочетание многообразия возможностей является источником для творчества и развития.

Именно такой непредсказуемости, как огня, боится авторитарное российское руководство, и потому годами изо всех сил стремится загнать человека в «гетто» какой-либо одной из его идентичностей, «отрезая» тем самым возможность ассоциировать себя одновременно с какой-то иной группой. Каждое самоопределение в России воспринимается как фатальное, и тянет за собой множество аспектов и ярлыков: «русский – значит, православный», «правозащитник – значит, агент США, враг России, не патриот, «либераст», враг Церкви». Людей, «разрывающих шаблоны», в России не любят, их либо настойчиво вынуждают занять ту или иную сторону, либо клеймят предателями, притом с разных сторон.

Конечно, не стоит путать свободу самоопределения с беспринципностью. Иногда в жизни бывают ситуации, когда нежелание занять сторону становится преступным конформизмом и фактическим попустительством злу. К примеру, игры в «объективность» и рассуждения на тему: «виноваты все, и нет ничего совершенного под солнцем», когда твоя страна ведет захватническую войну и совершает одно преступление за другим – это с моральной точки зрения ни что иное, как подлость. Я уже отмечала, что абсолютно произвольного сочетания идентификаций не может быть ни в одном обществе – однако мало в каком обществе можно найти такое количество искусственно созданных, ненужных, как справедливо заметил Дмитрий Быков, ложных противоречий, как в России.

В такой ситуации человек не только становится агрессивно настроенным ко всем, кто не входит в его «стаю», но и предельно упрощается, становясь до конца предсказуемым, по принципу: «православный – значит, за Путина», «житель Донецка – значит, за ДНР». Достоевский в свое время сказал точную, и от этого страшную в своем воплощении фразу: «Широк человек, надо бы сузить». Именно таким, «суженным» человеком, лишенным нормальной свободы самоопределения и развития, легче всего манипулировать. Он уже загнан в четкие клише своей социальной группы, и не посмеет нарушить ее границ, сколь угодно условных.

Намеренное многолетнее раскалывание общества, создание искусственных групп с обилием свойственных им ярлыков привело не только к предельной разобщенности людей, но и к воссозданию худших проявлений советского человека – до примитивности послушного, легко управляемого и предельно несвободного. Натравить такого человека на «зловредную Америку» или даже на братский украинский народ оставалось лишь делом техники.

Ксения Кириллова