Ядовские чтения: перспективы социологии: Сборник научных докладов кон­ференции, СПб., 14–16 декабря 2015 г. / под ред. О. Б. Божкова, С. С. Ярошенко, В. Ю. Бочарова. — СПб.: Эйдос, 2016. — 459 с.

**

Из портала Когита.ру:

«Ядовские чтения были не столько МЕМОРИАЛЬНЫМИ, сколько КОНЦЕПТУАЛЬНЫМИ, и право же, это – лучшая память об Учителе…»

…Тираж бумажного издания сборника «Ядовские чтения: перспективы социологии», невелик. И вряд все заинтересованные лица станут обладателями 450-страничного томика.. Но, к нашему глубокому удовлетворению, электронная версия pdf размещена на сайте Социологического института РАН, и, стало быть текст книги общедоступен. Вот адрес электронной версии: http://socinst.ru/sites/default/files/books/PS_Yadov.pdf

Кроме того, автор этих строк намерен завести в своем блоге на информационно-аналитическом портале Когита.ру специальную рубрику: «Из материалов первых Ядовских чтений». Там немало текстов, заслуживающих внимания не только социологов-профессионалов.

 А. Алексеев 18.12.2016.

**

Открываем цикл «Из материалов первых Ядовских чтений».

**

Я.И. Гилинский

В.А. ЯДОВ КАК ТЕОРЕТИК СОЦИОЛОГИИ

Невозможно в одной статье более или менее основательно осветить вклад Владимира Александровича Ядова в отечественную, да и мировую социоло­гию. По складу своего ума, по стилю рассуждений и выступлений В. А. Ядов — Мыслитель, и для полноценного анализа его творческого наследия потребует­ся время и время. Поэтому постараюсь только наметить пунктиром, как мне представляется, за последние годы движение ядовской мысли по пути к постмодернистскому восприятию мира. В этом моем подходе немало субъективиз­ма и ограниченности. Но зная В. А. Ядова, думаю, что он простил бы мне такую вольность в трактовке его идей. Во всяком случае, не зря же В. А. Ядов настой­чиво провозглашал полипарадигмальность в науке: «Принципиально важно, что в современной социологии границы между теоретическими парадигмами не жестки… Решающим фактором в многообразии научных направлений яв­ляется многообразие социального мира…» (Ядов 2009:9,13).

Теоретическое наследие В. А. Ядова многогранно. Это хорошо извест­ные труды по социологии труда (Здравомыслов, Ядов 1967; 2003), по мето­дологии и методике социологических исследований (Ядов 1968; 1987; 1995; 2007), по теории личности и социальной психологии (Ядов 1979; 1994; 2013), многочисленные статьи и доклады. В числе последних — на Мировых соци­ологических конгрессах, где В. А. Ядов представлял и отечественную социо­логию, и мировую, будучи в руководстве International Sociological Association (ISA). В частности, автору этих строк довелось слушать доклад В. А. Ядова на Мировом социологическом конгрессе в Билефельде (Германия).

Во всех своих трудах, независимо от непосредственного объекта социологического анализа, В. А. Ядов выступал и как теоретик социологии. Но в дальнейшем, во-первых, я остановлюсь на его работе, непосредственно отражающей теоретические взгляды ученого — курсе лекций для магистрантов «Современная теоретическая социология как концептуальная база исследо­вания российских трансформаций» (Ядов 2009). А во-вторых, попытаюсь на­полнить (дополнить) общетеоретические посылы близким мне правовым и криминологическим материалом.

***

В. А. Ядов неоднократно упоминает неопределенность всего и вся в эпо­ху постмодерна. «Будущее неопределенно… Высокая аномия, неопределенность…» (Ядов 1994: 173), «постмодернизм с его принципом текучести и не­определенности всего и вся…» (Ядов 2009: 21). Понимание постмодернист­ской неопределенности развивается в теории права И. Л. Честновым: «Одним из проявлений постклассической картины мира является принцип неопреде­ленности и как следствие — ощущение перманентного риска, неуверенности в настоящем и тем более будущем… Неопределенность порождает признание многогранности, потенциально — неисчерпаемости любого социального яв­ления и процесса как невозможности одного “единственно правильного” его описания и объяснения…» (Честнов 2015: 33,34). Общество постмодерна — общество рисков (У. Бек), оно — опасное общество: «Постмодернизм произ­водит опустошительное действие» (Бурдье 1996: 10). И это — наше общество, современное общество, чьи характеристики (глобализация, неприемлемость изоляционизма, виртуализация, фрагментаризация, консьюмеризация, ха­отичность — «постмодернистская чувствительность» и др.) плохо осознают­ся современниками и их правителями (Подробнее об этом: Гилинский Я. Очерки по криминологии. СПб: Алеф- Пресс, 2015. С. 84–110. Это отмечает и Владимир Алексан­дрович: «Мы сегодня даже представить не можем, какие понятия будут адек­ватны в новом тысячелетии, потому что живем понятиями прошлого» (Ядов 2009: 115).

Выше уже упоминалось утверждение полипарадигмальности в работе 2009 г., но еще в 1994 г. В. А. Ядов пишет: «Политеоретический подход к объ­яснению социальных перемен… более информативен и продуктивен в срав­нении с каким-либо монотеоретическим» (Ядов 1994: 183). Это имеет прин­ципиальное значение: нет и не может быть «единственно верной» теории, поисками которой увлечены до сих пор ученые многих профессий.

В. А. Ядов, вслед за П. Штомпкой, утверждает конструктивистский ха­рактер социальной реальности: «Социальный порядок представляется про­дуктом конструирования субъектом» (Ядов 2009: 25). Это положение чрез­вычайно важно для понимания близкой автору этих строк правовой (и не только) реальности. Дело в том, что такие понятия, как преступление, пре­ступность, проституция, терроризм, наркотизм и т. п., — не онтологическая данность, а суть социальные конструкты. «Преступление не онтологическая реальность… Преступление не объект, но продукт криминальной полити­ки. Криминализация есть один из многих путей конструирования социаль­ной реальности» (Hulsman 1986). Убийство как умышленное причинение смерти другому человеку — преступление (ст. 105 УК РФ), но и… подвиг на войне, или же — «трудовая деятельность» (палача), или же — юридически нейтральное умышленное причинение смерти другому человеку в состоя­нии необходимой обороны. А Че Геваре — террорист или борец за свобо­ду? — вопрошает W. Laqueur (Laqueur 1977: 79). И «храмовая проституция» вовсе не проституция, ибо не носит возмездный характер. Постмодернистский,

конструктивистский подход имеет весьма прикладной характер. Так, деятельность нашего «взбесившегося принтера» — Госдумы, крими­нализирующей все новые и новые деяния (вроде «оскорблений чувств ве­рующих»), превращает каждого гражданина России (включая автора этих строк) в преступника.

Кто же творец социальных конструктов? Прежде всего — культура. «Именно культура “творит” социальное пространство» (Ядов 2009: 60). Но культура в широком, научном смысле слова, как способ существования об­щественного человека (Маркарян 1969; 1983), а не в обыденном понимании, как нечто только положительное («культурный человек», «культурное поведе­ние»). Каждое общество обладает своей культурой. «Формирование и поддер­жание особой для каждого сообщества культуры, т. е. системы разделяемых его членами ценностей, нормативных и иных регуляторов социального вза­имодействия…» (Ядов 2009: 32). Культура как способ существования обще­ственного человека включает и «Мону Лизу» и надписи на заборах, и «Улис­са» Джойса и алкоголиков. Порождением (конструктом) культуры являются и «преступления», и методы социального контроля над преступностью, что утверждает современная, постмодернистская «культуральная криминоло­гия» (D. Garland, J. Ferrel, K. Hayward, J. Young). Поэтому, например, в средне­вековой Испании за курение табака предусматривалась смертная казнь, она же существует сегодня в эмирате Шарджа для потребителей наркотиков, а в Нидерландах можно спокойно курить марихуану в кофе-шопе и купить рас­саду марихуаны в центре Амстердама. Поэтому же смертная казнь отменена сегодня во всех европейских странах (кроме Белоруссии), существует в боль­шинстве штатов США (что делает их, с моей точки зрения, нецивилизован­ным государством) и ежегодно тысячами применяется в Китае…

Обществу постмодерна присуща фрагментаризация, распадение на суб­культуры, возрастные, гендерные, социальные. С эти связано размывание границ, представлений о норме/не-норме. «Нормой бытия социальных ин­ститутов является как раз не их стабильность, но именно изменения, реаги­рующие на динамизм социально-экономических и иных процессов» (Ядов 2009: 40). А следовательно, требуется перенос фокуса внимания с институтов как структур на процессы их формирования (Ядов 2009: 40). Так, например, в современном обществе происходит институционализация коррупции: вы­полнение ею социальных функций, наличие определенных субъектов, опре­деленных правил игры, символики, сленга, установление известных участни­кам таксы услуг.

В современном обществе растет социально-экономическое неравенство, существенно определяя настоящее и будущее человечества. Не случайно В. А. Ядов уделяет этому феномену самостоятельную главу/лекцию (Ядов 2009: 49–58). Действительно, как социальное, так и экономическое неравен­ство было всегда. Поскольку экономическое неравенство в значительной сте­пени совпадает (является следствием) социального, можно говорить об едином социально-экономическом неравенстве. Вообще оно является следстви­ем как демографических (мужчины/женщины, дети/взрослые) различий, так и общественного разделения труда, и в принципе прогрессивно, способ­ствует развитию производства, технологий, экономики. Но — до известного предела. Социально-экономическое неравенство, будучи «двигателем» про­гресса, при достижении некоего максимума, становится его тормозом, вызы­вая недовольство, восстания, революции или же — застой…

Так вот, в эпоху глобального постмодернистского мира социально- экономическое неравенство превышает, очевидно, допустимые пределы, превращаясь в тормоз, а то и регресс развития общества. В 2015 г., по дан­ным банка CreditSuisse, впервые в истории человечества в руках 1% населе­ния оказались сконцентрированы 50% всех мировых богатств (в 2014 г. — 48%, в 2016 г. ожидается 52%). А в России 1% населения владеет 71% всех бо­гатств страны… В 2011 г., по обобщенным данным Росстата, в России в со­стоянии нищеты находились 41,2% населения страны, бедных (включая «бо­гатых среди бедных») было 49,7% населения, 8,4% — состоятельных (вклю­чая лиц «среднего достатка») и лишь 0,7% богатых. Российские миллиарде­ры (а их всего 96!) владеют 30% всех личных активов российских граждан. В среднем по миру миллиардеры владеют лишь 2% всех личных активов. В России этот показатель в 15 раз выше среднемирового (http://poslezavtra.be/pleat/2012/11/11/1-rossiyan-vladeyut-71-bogatstv-strany.html ).

О катастрофическом характере современного неравенства пишут Р. Дарендорф и С. Жижек, И. Валлерстайн и Н. Луман, об этом же — труды лауреа­та Нобелевской премии по экономике Дж. Стиглица (Стиглиц 2015).

А вот некоторые последствия социально-экономического неравенства на примере отечественной уголовной статистики и результатов криминологи­ческих исследований. По данным С. Г. Олькова, за 10 лет с 1990 г. по 1999 г. минимальное количество убийств (15,6 тыс.) и самоубийств (39,2 тыс.) было в год (1990) с минимальным индексом Джини — показателем экономическо­го неравенства (0,218). Максимальное количество убийств (32,3 тыс.) и са­моубийств (61,9 тыс.) было в 1994 г. при максимальном за те годы неравен­стве: индекс Джини 0,409 (Ольков 2004).

По данным И. С. Скифского, за 25 лет — с 1980 г. по 2004 г. — коэффи­циент корреляции динамики индекса Джини и количества убийств составил 0,925, т. е. связь максимально жесткая (Скифский 2007).

По данным статистики МВД РФ, доля лиц без постоянного источника до­ходов (так называемые исключенные) среди всех, совершивших преступле­ния, выросла с 11,8% в 1987 г. до 65,7% в 2013 г., а доля «исключенных» среди убийц и насильников превысила 72%.

Что делать? Об этом, в частности, пишет В. А. Ядов (Ядов 209: 57), ссыла­ясь на мнение М. Черныша: создание в стране социальных механизмов, по­зволяющих увеличить восходящую мобильность («вертикальные лифты»). Разумеется, это важное, но не единственное решение проблемы.

Повторюсь: в статье кратко прослеживается только одна из многочислен­ных линий теоретических суждений В. А. Ядова, характеризующая постмо­дернистское видение социальных проблем.

И еще: начиная свою работу «Современная теоретическая социология», В. А. Ядов довольно скептически описывал постмодернистские течения в соци­ологии, признавая за ними право, в полном соответствии с принципом по­липарадигмальности. Но чем больше он размышлял над постмодернизмом, тем, очевидно, позитивнее складывалось отношение к последнему. И вот, на­конец, В. А. Ядов пишет: «Пока эти лекции подготавливались к публикации, я заметил, что перестал мысленно брать в кавычки постмодернистские терми­ны» (Ядов 2009: 115). В этом весь Владимир Александрович! Его творческая мысль работала не переставая. И уже в процессе своего труда В. А. Ядов меня­ет отношение к излагаемым постмодернистским концепциям, убеждаясь в их творческом потенциале. И в книге, как и в своих лекциях, В. А. Ядов открыто заявляет об изменившихся в процессе работы над текстом взглядах. Это один из показателей настоящего Ученого, да и Человека.

Литература

1. Бурдье П. Зa исторический рaционaлизм // Социо-Логос постмодернизмa' 97. — М.: Институт экспериментальной социологии, 1996.

2. Гилинский Я. Очерки по криминологии. — СПб: Алеф-Пресс, 2015.

3. Здравомыслов А. Г., Ядов В. А. Человек и его работа. — М., 1967.

4. Здравомыслов А. Г., Ядов В. А. Человек и его работа в СССР и после / Учебное посо­бие для вузов. 2-е изд., испр. и доп. — М.: Аспект Пресс, 2003.

5. Маркарян Э. С. Очерки теории культуры. — Ереван: Изд-во АН Армении, 1969.

6. Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). — М.: Мысль, 1983.

7. Стиглиц Д. Цена неравенства. — М.: Эксмо, 2015.

8. Честнов И. Л. Правовая политика в постклассическом измерении // Российский журнал правовых исследований. — 2015. —№ 2 (3). — С. 33–44.

9. Ядов В. А. Методология и процедуры социологических исследований. — Тарту, 1968.

10. Ядов В. А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: Диспозиционная концепция. — Л., 1979.

11. Ядов В. А. Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. — М., 1987.

12. Ядов В. А. Символические и примордиальные солидарности (социальные иденти¬фикации личности) в условиях быстрых социальных перемен // Пробле­мы теоретической социологии. — СПб.: Петрополис, 1994. — С. 169–184.

13. Ядов В. А. Социологическое исследование. Методология. Программа. Методы. — Самара, 1995.

14. Ядов В. А. Стратегия социологического исследования. 3-е изд. — М., 2007. Я. И. Гилинский 28 К СОДЕРЖАНИЮ

15. Ядов В. А. Современная теоретическая социология как концептуальная база иссле­дования российских трансформаций. 2-е изд., исправл. и доп. — СПб.: Интерсоцис, 2009.

16. Ядов В. А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: Диспозиционная концепция. 2-е изд., расшир. — М., 2013.

17. Hulsman L. Critical Criminology and the Concept of Crime // Contemporary Crisis. — 1986. — № 10.

18. Laqueur W. Terrorism. — London: Weidenfeld and Nicolson, 1977.